Дружественный огонь. Авраам Иегошуа
куча старых газет, которые валяются повсюду. Вместо того, чтобы отправить их в мусорный ящик, я бросил их в огонь. А домработнице своей потерю губной помады ты компенсируешь чем-нибудь другим. Надеюсь, других подарков вроде этого ты мне не приготовила?
– Нет, – сказала она, чуть поморщившись, – нет. Больше ничего. Это все. Разве что только… свечи…
– Свечи? Зачем?
– Сейчас Ханука, разве ты забыл? Я думала, что мы… Может быть… мы вместе зажжем их на этой неделе… ведь для меня это один из самых моих любимых праздников…
– Так значит это и вправду Ханука! Клянусь, не знал. Уже давным-давно я порвал все связи с еврейским календарем. Этим вечером, например, сколько должно быть зажжено свечей?
– Праздник начался вчера. Значит, сегодня вечером загорится вторая.
– Вторая свеча? – Похоже, он был неподдельно изумлен тем, что свояченица додумалась привезти ханукальные свечи в Африку. – Ну и где же они? Давай на них посмотрим.
Какое-то время она колебалась, но затем достала коробку со свечами и протянула ему в странной надежде, что он согласится зажечь их прямо здесь, в середине ночи, чтобы облегчить ее внезапную тоску по мужу и детям. Но он снова все тем же быстрым и каким-то маниакальным движением руки открыл маленькую дверцу и присоединил коробку свечей к охваченным пламенем израильским газетам.
– Что с тобой происходит? – В гневе она вскочила на ноги… но внезапно застыла… как если бы перед ней был ее ученик, совершивший идиотский поступок.
– Ничего. Не сердись, Даниэла. Просто я решил покончить со всем этим…
– Покончить… с чем?
– Со всем этим дерьмом. Еврейским… израильским. И, пожалуйста, не мучай меня. В конце концов, ты ведь прилетела сюда не развлекаться. Ты страдаешь без Шулы, я страдаю без Шулы… Я тебе сочувствую. Посочувствуй же и ты мне. И не терзай…
– Я тебя… терзаю? Что ты имеешь в виду? – Она произнесла это тихо и уже больше не злилась, ощущая смутную вину перед этим огромным мужчиной с розовой лысой головой.
– Скоро ты поймешь, что я имею в виду. Я хочу покоя. Я не хочу ничего знать. Ничего и ни о ком. Не хочу знать даже, как зовут нашего премьер-министра.
– Но ты это знаешь…
– Не знаю и не желаю знать. И ты мне не говори. Я не желаю знать этого так же, как ты не знаешь, как зовут премьер-министра Танзании. Или Китая. Избавь меня от этого. Я начинаю думать, что ошибался, когда не настоял, чтобы Амоц прилетел вместе с тобой. А теперь я боюсь, что тебе будет скучно со мной здесь… так долго.
Сейчас, впервые, она рассвирепела.
– Мне не будет скучно, не волнуйся. И мой визит не будет долгим. Если тебе так тяжко дается мое пребывание здесь, я могу его сократить и уехать намного раньше. Занимайся своими делами. Я привезла с собой книгу, и мне ее хватит… если… тебе не взбредет в голову бросить ее в огонь.
– Если эта книга – для тебя, я к ней даже не прикоснусь. Обещаю.
– Эта медсестра… которая меня встретила… она меня предупреждала… Кстати, она на самом деле до сих пор язычница?
– Что