Дружественный огонь. Авраам Иегошуа
хотя Ирми знал, насколько была она измучена и изнурена волнениями и тревогами дня минувшего, это не показалось ему достаточным основанием для того, чтобы навести порядок в своем крошечном чулане, а посему на долю ее чемодана выпала роль платяного шкафа. Только платье в африканском стиле, на покупке которого Амоц настоял три года тому назад на рынке Дар-эс-Салама, и которое ей никогда не пришло бы в голову надеть в Израиле, удостоилось чести висеть в полный рост поверх цвета хаки одеяния ее зятя, чтобы избавиться от складок и, наконец, здесь, в естественной его среде обитания, послужить хозяйке.
Древние ставни открылись с ожидаемым скрипом, обнаружив за окном ландшафт, состоявший из невысоких красноватых холмов, поросших стелющимися по земле, но обильными зарослями овощей. Густая придорожная листва, сопровождавшая ночное путешествие вокруг вулкана Морогоро, здесь отсутствовала, и перед взором гостьи предстал вид зеленый и благоухающий, но с дыханием близкой пустыни. Неподалеку от въезда на ферму она заметила два грузовых «лендровера», стоявших среди тракторов; одна из машин напоминала ту, на которой она приехала накануне.
Не торопясь, Даниэла спустилась на первый этаж, и моментально попала в водоворот человеческой активности, сопровождаемой пением женщин, шумом льющейся воды, грохотом посуды и кудахтаньем кур. Огромных размеров комната была заполнена грудами кухонной и столовой посуды, липкой и покрытой слоем пыли, ночью вернувшейся с места раскопок; пластиковые контейнеры, тарелки и чашки, курганы из ложек, вилок и ножей, – все это было сброшено в мойку, где им предстояло отмокнуть. Рог изобилия представал взору на обеденных столах, поражая воображение горами свежих овощей, коричневыми яйцами, свежеиспеченным хлебом, кусками окровавленного мяса и живой, еще подрагивающей рыбой. На одном из столов высилась клетка, заполненная курами, а к входным дверям привязана была большая черная коза с козленком, вероятно, тоже приготовленными на убой.
Печи пылали вовсю, нагревая сверхъестественных размеров горшки, чайники, а позади них – сковородки с длинными ручками; и над всем этим царили темнокожие мужчина и женщина в белых одеяниях, похожих на древнеримские тоги, в поварских колпаках на головах; они разделывали рыбу, отрубали огромные куски мяса, варили, жарили и тушили… Во всем этом Ирми принимал самое деятельное участие, но не как повар, а как закупщик или снабженец. Водрузив на себя помятый колониальный шлем, он сидел за столом перед старомодными весами, рядом с которыми валялись банкноты и монеты, и тщательно составлял опись покупок, поступивших на кухню, подолгу разглядывая каждый счет, подлежащий оплате. Всем своим видом он наглядно демонстрировал правильность выбора, сделанного пригласившей его на работу администрацией, утверждая авторитет белого человека, пусть старого, но надежного и упрямого, неуклонно противостоящего многообразным соблазнам Африки.
– Ну, ничего не скажешь, ты крепко поспала, – почти без иронии поприветствовал он свояченицу, прилетевшую, чтобы умерить страдания от потери, но провалившуюся в мертвецкий сон, словно студентка,