Схватка. Михаил Голденков
же родня, – продолжал Ян Казимир, беря Михала под руку, – а между мной и Богуславом вновь черная кошка пробежала. Пора мириться. Любый мой Михась! Ты же всегда так хорошо умел всех мирить. Помоги нам примириться с Богусем! Скажи ему, чтобы не хранил обид. А то вокруг – одни враги.
«Любомирский, – думал Михал, слушая крестного, – точно! Король почувствовал, что под ним зашатался трон и теперь ему нужны крепкие плечи авторитетных в стране людей!» В то же время ему стало стыдно перед Яном Казимиром, и даже жалость к крестному стиснула сердце Михала: пока они с Богуславом роют яму под Яна Казимира, сам король желает помириться с его кузеном. «Мерзко, глупо, постыдно это все», – думал Михал, но вслух произнес: – Ваше величество, а почему бы вам не назначить старшим в переговорах сегодняшнего виновника торжества, Яна Собесского?
Михалу было черезвычайно интересно, что же на самом деле думает про Собесского король.
– Яна Собесского? – удивленно приподнял брови Ян Казимир. – Ну, уж нет! Ян хороший шляхтич, храбрый воин, но до твоей светлой головы ему, все же, далеко. Не ему поручать такие деликатные дела.
Михал с сожалением усмехнулся: – Стало быть, королем нашему Яну никогда не стать, так?
– Ему, пожалуй, даже польным гетманом не стать, – ответил король, – хотя он мне вполне нравится, особенно своей преданностью Короне. Может быть, потом, когда мудрость придет к нему, мы сможем доверить Яну гетманскую булаву.
«Вот, значит, какого ты мнения о Собесском! – думал про себя Михал, как бы оправдывая свои закулисные с Богуславом игры против крестного. – В конце концов, – продолжал оправдывать себя Михал, – отставка пойдет на пользу крестному. Вон как похудел! Мешки под глазами появились. А так поживет в свое удовольствие, хотя бы. Прав Богуслав, не для крестного вся эта политическая возня».
Конечно, и король не так уж чтобы искренне желал примирения с Богуславом Радзивиллом. Он прекрасно знал, что в Варшаве и в Кракове на сеймиках средняя и мелкая шляхта защищает Любомирского, высказывает недовольство слабостью короля, его французской ориентацией, его «наглой француженкой». Для этой шляхты Ежи Любомирский – герой. И если дело дойдет до вооруженной конфронтации, то знаменитая хоругвь Богуслава, столько шума и переполоха натворившая в начале 1656 года в Польше, виделась королю скорее союзницей, чем врагом. Ну, а хитрая королева убедила своего мужа, что обиженный Богуслав уж точно поддержит Любомирского, и тогда – пиши пропало, до свидание королевский дворец и трон!.. Как ни крути, но с Богуславом августейшей паре примирение было необходимо, как рыбе вода.
– Хорошо! Я постараюсь уговорить Богуслава, – кивал своей каштановой шевелюрой Михал, наблюдая за танцующими парами, где его жена Катажина любезничала с каким-то рыжим паном. – Давайте дадим друг другу слово, любый мой крестный: как бы не повернулась политическая ситуация, жизнь, оставаться родней, любящими друг друга людьми!
– Полностью с тобой согласен, коханку! – улыбался