Схватка. Михаил Голденков
почему же? Ягайло ведь короновали!
– Это было давно. Сейчас все по-другому.
– И вот, чтобы поляки не артачились, Богуслав решил надавить на них через Ежи Любомирского.
– Этого сумасброда?
– Не говори так о нем. Этот сумасброд, согласись, имеет большое влияние и связи у польской шляхты, а также заграницей. Он на короткой ноге с Австрией и Брандербургией. Он в свое время спас Яна Казимира!
– Это верно, – согласился Собесский, – но разве будет Любомирский на нашей стороне? Он ведь единственный, кто заступился в свое время за Яна Казимира, когда все в Польше присягали Карлу Густаву. И я тоже присягал! Он же… – Постой, – перебил Михал друга, – Ежи честный человек, как мне кажется! Он помог Яну Казимиру, когда тому было нелегко. И я за то ему очень благодарен. Тогда он оказался единственным правым. А вот теперь он уже напротив все больше удаляется в оппозицию Яну Казимиру, считая, что мой крестный зажимает золотые вольности польской шляхты. Ежи ведет себя, согласись, честно, протестуя и против французской ориентации нашего короля. Это мне тоже в нем нравится, ибо и мне не по нутру идея посадить француза на нашем троне. Только вот я молчу, а Любомирский открыто протестует!
Ян Собеский кивнул, не имея ничего возразить Михалу.
– Но каким бы честным и принципиальным не был Любомирский, – Михал затворнически огляделся, – нам нужно ему заплатить, чтобы он начал работу по продвижению твоей кандидатуры у ляхов вместо французского кандидата. Ты ведь для поляков почти свой! И для русских – тоже.
– Да, но… разве ты не слышал? В Варшаве собираются подавать в суд на Любомирского.
Михал удивленно поднял брови. О том он ничего не слышал.
– Значит, король наносит ответный предупреждающий удар? – разволновался он, думая, что не зря предупреждал Богуслава не связываться с Любомирским. Но отступать было уже поздно.
– Ну, что ж, тогда нам надо действовать быстрее! – не то спросил, не то утвердительно сказал Михал.
– Сколько захочет Любомирский? – задумчиво поглаживал висячие усы Ян Собесский.
– Много. Богуслав предлагает сумму разделить. Половину мы, а половину – ты.
– Эх, любый мой братко, у меня сейчас и боратинки за душой нет! – сокрушенно развел руками Галицкий князь.
– Я могу тебе занять.
– И сколько будем платить? – Богуслав хочет десять тысяч злотых. Это с обоих сторон. Ты – десять, и мы – десять, – заговорчески понизив голос и воровато оглядываясь продолжал Михал.
– Ого! – выпучил глаза Собесский. – Так много?
– Богуслав считает, что это даже мало. Он предлагает еще по два раза столько же заплатить Любомирскому, когда он все проделает, и тебя изберут на трон.
– Ну, тогда можно будет, – согласился Собесский, задумчиво поглаживая усы, – но… а почему я? Почему не сам Богуслав или ты?
– Ну, любый мой Янка, сам пойми, – усмехнулся Михал, – кто в Польше