.
царскую армию из нашей страны. Чем быстрее мы и вы это сделаем, тем быстрее вас отпустят домой. Освободить вас сейчас мы не можем, сами понимаете. Кто из вас сам ненавидит царя, а таковые имеются, я знаю, милости прошу в мою хоругвь. Я еду в армию польного гетмана Речи Посполитой, чтобы громить царские войска по всей нашей земле.
Курносый с веснушками перевел. Парни что-то быстро и живо стали обсуждать на своем птичьем языке, но говорили не долго.
– Мы согласны, пан господин, – поклонившись сказал переводчик, – вот есть двое, Иван и Фаркан, которые хотят с вами пойти, остальные будут повстанцам помогать.
– Вот и славно, – улыбнулся Кмитич, и обратившись к Елене, добавил: – А ты не знала, что с ними делать…
И повернувшись к ротмистру Сороке, улыбаясь крикнул: – Принимай пополнение, ротмистр!
Сорока скривился, но больше деланно, и шутки ради заметил: – Так ведь они не пьют, не курят и песен наших не поют!
– Научишь! А то, что не курят, то всем у них учиться! – приказал Кмитич, и литвины весело рассмеялись.
– А что с паном Буем делать? Отпускать, все же, что ли? – обратился к Елене какой-то бородатый повстанец. Елена в раз помрачнела, опустив голову. Негромко сказала: – Раз Господь явил чудо и указал на его невиновность, то… – Погоди, – Кмитич тронул ее за рукав, – это какого еще Буя? Пана Григория Буя?
– Так, – кивнула Елена, а Кмитич удивленно присвистнул, сдвинув свою меховую шапку-пирог на затылок… Григорий Буй… Этот местный староста из деревни Лошица, когда туда пришли московиты, принял царскую схизму и начал служить новым хозяевам. Вначале все думали, мол, под нажимом. Но выслуживаясь перед московскими захватчиками, пан Буй лично бичевал, а потом приказал повесить двух крестьян, помогавших повстанцам Багрова провиантом и оружием. С тех пор повстанцы и пытались поймать да судить предателя. Но изловить этого всегда сверх-осторожного пана не получалось. Кмитич, если честно и забыл про него, но вот, услышав имя, узнав, что Буй в плену у Елены, оршанский полковник не на шутку удивился. Удивил и ответ Елены – отпустить предателя.
– Почему отпустить? Как отпустить? Вы его поймали после трех лет охоты, и вдруг отпустить? – забросал Кмитич Елену вопросами.
– Верно, – та старалась не смотреть в глаза Кмитичу. – Отпустить. Мы его вешали, но веревка оборвалась. Значит, вешать нельзя. Значит, не виновен.
– Так, – уткнул руки в боки Кмитич, – а ну, приведите этого голубчика сюда!
Через несколько минут два рослых хлопца с саблями и пистолетами за поясами доставили связанного по рукам Григория Буя. Коренастый и тучный, с длинными темными усами и трехдневной щетиной на щеках, Буй зло зыркал из-под мохнатых белесых бровей, взглядом пойманного волка. – Развяжите ему руки, – приказал Кмитич. Его послушались, словно он был первым командиром здесь. Елена молчала, лишь внимательно наблюдая за действиями Кмитича. Тот взял веревку, с силой дернул ее, веревка порвалась.
– У вас вереки прогнили в вашем лесу! Новые нужны, – обратился к Елене Кмитич, – и