Конституция свободы. Фридрих фон Хайек
вознаграждения в соответствии с заслугами только тогда, когда считаем, что наше положение или доход определяется «обществом» в целом.
Хотя моральная ценность, или заслуги, тоже является видом ценности, не всякая ценность является моральной, и большинство наших суждений о ценности не моральные суждения. Очень важно, что именно так и должно быть в свободном обществе; и неспособность провести различие между ценностью и заслугой всегда была источником серьезной путаницы. Нам нет необходимости любить все те виды деятельности, плоды которых мы ценим; а в большинстве случаев, когда мы ценим то, что получаем, у нас нет даже возможности оценить заслуги тех, кто нам это предоставил. Если квалификация человека после тридцати лет работы в данной области оценивается более высоко, чем раньше, это не зависит от того, чем были наполнены эти тридцать лет – радостью и хорошим доходом или постоянными жертвами и тревогами. Когда благодаря хобби человек овладевает особым умением или его случайное изобретение оказывается в высшей степени полезным для других, даже если в этом мало его заслуги, его результаты не менее ценны, чем результаты, достигнутые ценой болезненных усилий.
Эта разница между ценностью и заслугой не специфична для какого-либо одного типа общества – она существует повсеместно. Мы могли бы, конечно, попытаться сделать так, чтобы вознаграждение соответствовало не ценности, а заслугам, но вряд ли бы преуспели в этом. В стремлении добиться этого мы разрушили бы стимулы, которые позволяют людям самим решать, что им следует делать. Кроме того, более чем сомнительно, чтобы даже сравнительно удачная попытка привести денежное вознаграждение в соответствие с заслугами сделала общественное устройство более привлекательным или даже просто сносным. Общество, в котором считается, что высокий доход есть свидетельство заслуг, а низкий – их отсутствия, в котором принято верить, что положение и вознаграждение соответствуют заслугам, в котором нет другого пути к успеху, кроме как добиться одобрения своего поведения большинством окружающих, оказалось бы, по-видимому, гораздо более невыносимым для неудачников, чем то, в котором откровенно признается, что нет никакой закономерной связи между заслугами и успехом[175].
Мы, наверное, больше сделали бы для человеческого счастья, если бы вместо попыток привязать вознаграждение к заслугам постарались прояснить, сколь неопределенно соотношение между ценностью и заслугами. Возможно, мы слишком готовы видеть личную заслугу там, где фактически имеет место лишь более высокая ценность. Если индивид или группа отличается более высокой цивилизованностью или воспитанием, это, конечно, представляет собой значительную ценность для общества, к которому они принадлежат; но обычно в этом очень мало заслуги. Популярность и почитание связаны с заслугами не больше, чем финансовый успех. В основном именно потому, что мы так привыкли предполагать часто несуществующие заслуги там, где
См.: «Даже если бы всех неудачников удалось убедить, что у них были равные шансы, это не смягчило бы их недовольства, напротив, это могло бы сделать его более острым. Когда известно, что возможности неравны, а отбор явно идет по признакам богатства или происхождения, люди, потерпевшие неудачу, могут утешать себя тем соображением, что у них ведь не было настоящих возможностей – система была нечестной, все слишком сильно играло против них. Но если отбор очевидным образом происходит на основании заслуг, этот источник утешения исчезает, и неудача порождает чувство абсолютной неполноценности без каких-либо извинений или утешений; и это, в силу естественных причуд человеческой природы, действительно увеличивает зависть и возмущение по поводу успехов других»