Великая княгиня. Юрий Сбитнев
помнится, подошёл впервой к Юрию с полнёхоньким кубком горького мёда. Ниже низкого поклонился, в самые мыски княжеских сапог, выпрямился, чуть ли не на голову выше князя, телом обильный, но и рыхлый уже, с прядями седыми в волосах, с нитями белыми в бороде. Юрий и хмельной глазом доглядлив – усмотрел: закрашивает седины боярин, не желает быть седовласым. Смешным показалось такое – любой на Руси жаднит мудрых седин. Но спросил о другом, и серьёзно:
– Слыхивал, что служил ты ретиво противнику моему и был для него первейший советчик! С чем ко мне пришёл?
Улеб улыбнулся открыто, не отвёл прочь очей:
– Я, великий князь Юрий Владимирович, всю свою жизнь токмо Руси Святой служу и Киеву стольному. С тем и к тебе пришёл!
Юрий хохотнул по-пьяному и вдруг обнял боярина, челомкнул в самые губы, разрешил:
– Служи, боярин, Руси! То мне любо! – и кубком обменялся с Улебом. Сказал душевно: – Будь ко мне в любви, Жидиславе!
Нынче позвал боярина в думную. Не к столу позвал – к беседе. Спросил впряка, подивившись не токмо преданному, но любовью обильному взгляду боярина:
– Скольким ты князьям служил верою и правдою, Улебе?
Тот ответил не мешкая:
– Всем. За каждым из них, как за тобою ныне, Русь стояла, а для неё главное – Вера и Правда. Верой и правдой служил и служить буду Руси. И тебе, великий князь!
Никак не мог уяснить Долгорукий вроде бы не витиеватую речь боярина, но и зело не простую, как бы даже сокровенную. Но не захотелось вникать в сказанное. Спросил для себя неожиданное:
– И мне готов служить верой и правдой?
Тот ответил:
– Готов! Вот те крест! – и поцеловал лежащий на аналое крест.
…Жарким выдалось в Киеве лето, жарким, но тихим и не в меру ленивым. Словно бы в полусне жили люди, как бы даже в неохотку, но и в ожидании чего-то им необходимого. Спроси, чего, – и не ответит никто. Вполголоса говорил Киев, вполглаза смотрел, вполуха слушал. И сонь эта тяжко навалилась на деятельного, всегда живого князя Юрия. Ни он Киеву, ни Киев ему. Так и жили порознь – великий град и князь великий. Неохотно села по стогнам киевским дружина Юрьева, не спешили обживаться тут близкие люди, не желали ни чинов, ни должностей.
Юрий ругал их:
– Вы что в полужопу сидите?!.
Но и сам редко садился в великокняжеское кресло. Стоило ли из-за такой вот полужизни, полусна многие годы добиваться киевского стола?!
Но к осени ожил князь, донесли ему, что племянничек Изяслав Мстиславич послал в угры младшего из Мстиславичей – Володеньку, тому тесть король Гиза. Зачем послал, ясно – дабы просить в помощь войско. Ну что же, хочет войны племяш, её и получит. И у Долгорукого есть, у кого помочь попросить – у родного сватушки Владимира Галицкого. Послан из Киева в Галич нарочный. Ожил великий князь в предчувствии желанных лихих разборок, скорой и окончательной победы над всеми недругами – старейшим братом своим Вячеславом, родными племянниками и иже с ними. Однако