Эфирное время. Владимир Крупин
Собирал на жизнь богатство неправедное.
– Аркадий, вы неправильно употребили евангельский текст.
Это Аркашу поправил Алеша. Он, оказывается, сидел тихо и незаметно, но всех видел и всё слышал. Ел ли он что, пил ли, не знаю.
Музыкант Георгий, ударяя пальцами по краю стола, как по клавишам рояля, воссоздал какую-то мелодию:
– Я от Пятой Чайковского рыдаю. А «Итальянское каприччо», первая часть? Рыдаю! Пятая Бетховена! Мусоргский! Шуберт! Похороните меня под музыку. Музыка делает сердце готовым к восприятию Бога! Оттого-то сатана и кормит рокеров, они превращают отроков и отроковиц в тинейджеров и фанатов. – Он запел: – А-а-а-а-а. Такие верха брал, в ультразвук уходил. А какая главная музыка? Ти-ши-на. Язык будущего века – молчание. Помолчим?
Но оборонщик тут же вмешался в паузу:
– Молчать? Домолчимся! Нет, иди и говори! Все же скалятся! Германия что, забыла флаг над Рейхстагом? Даже и Грузия тоже уже. Ну это-то. А украинский Змеющенко в НАТО скрёбся. А Япония-мать? Даже и Монголия. Им Чингисхан отдал земли, куда ступит копыто монгольского коня. А оно ступило до Венгрии. И мы держали их сожжением Рязани, подвигом Евпатия Коловрата, гибелью Киева и Владимира. А что, Франция нам спасибо говорит за позор их национального гения? Наполеона-то. А и Польша. Этот Наполеон притиснул какую-то Марысю, что ли, под каким-то деревом, так и дерево стало священным. Их полковники Сапега да Лисовский схлопотали по морде у Троице-Сергиевой лавры, обидно же ляхам. Откуда нам ждать благодарности? От какой Европы? Все нас ненавидят. Сто раз битая нами Европа изображает из себя, что передовая. Передовая – педерастов венчают.
Вдруг, опять же вроде спавший, поэт сел, поправил очки и прочёл:
– Эстония – такая крошка, любого-каждого спроси, она теперь как злая блошка на теле матушки-Руси. – И опять откинулся. И опять сел: – А вот хоть верьте, хоть не верьте, но все мы едем прямо к смерти. – И заснул сидя, и повалился, сразу начиная храпеть.
– Ну-к что ж, в тему, – одобрил оборонщик. – Что, Лёва, не согласен?
– Ты ещё менталитет вспомни да евреев ругать начни, – ехидно ответил Лёва, единственный из всех в галстуке поверх свитера.
– А что, Лёва, снова нельзя? – Это вступил Вася. – А я уже такую фразу сочинил, самому нравится: представить русскую культуру без еврея – всё равно что женщину без сумочки.
– Почему русскую? Российскую! – поправил оборонщик. – Если русская с евреем, какая же она русская? Тогда уж: представить голубой экран без еврея – всё равно что каторжника без ядра на ноге. А, Лёва?
– Тяжеловато. Думаешь: кто ядро, кто каторжник? Нет, про сумочку лучше. Изящно и необидно. Вообще лично я целиком за евреев. Только не понимаю, почему обижаются, когда я говорил, например, что Шагал, Марк, естественно, еврейский художник. Ты что – крику! Он величайший и французский, и всякий! Если бы я был евреем, я бы Шагала не отдал никому.
– К этой мысли ты сам пришагал? – спросил с пола хотя и храпящий, но недремлющий поэт.
– Может, ты, Лёва, и есть еврей? – вопросил оборонщик.
– А