Вещное право. Е. А. Суханов
и политические подходы, которым далеко не всегда соответствовало юридически грамотное оформление[204]. В результате этого сложившиеся вынужденные компромиссы отрицательно сказались на юридическом содержании этих важнейших для того времени законодательных актов.
Так, в тексте п. 1 ст. 4 Закона «О собственности в СССР» в качестве «форм собственности» были названы «собственность советских граждан, коллективная и государственная собственность». Но одновременно здесь указывалось и на признание «собственности иностранных государств, международных организаций, иностранных юридических лиц и граждан», т. е. по сути перечислялись субъекты права собственности с «иностранным элементом», в результате чего экономическая декларация приобретала некоторое юридическое значение. Такой компромиссный подход отразился и в заголовке этой статьи: «Субъекты права собственности. Формы собственности», который давал известные основания для мысли о том, что сам законодатель отождествляет если не «формы собственности» и «право собственности», то по крайней мере их субъектов. Это впечатление могло усилиться при сопоставлении п. 1 с п. 2 этой же статьи, которым допускалось «объединение имущества, находящегося в собственности граждан, юридических лиц и государства» (ранее прямо запрещенное ч. 1 ст. 116, ст. 123 и ч. 3 ст. 434 ГК РСФСР 1964 г.), т. е. расширялись права собственников по использованию принадлежащего им имущества, а затем говорилось об «образовании на этой основе» новых экономических отношений – «смешанных форм собственности, в том числе собственности совместных предприятий», иначе говоря, «смешанной формой собственности» объявлялась принадлежность имущества этим юридическим лицам.
На фоне таких «смешений» экономических и юридических категорий в союзном Законе Закон РСФСР от 24 декабря 1990 г. «О собственности в РСФСР»[205] представлялся юридически гораздо более продуманным. Он не стал реализовывать абсурдное правило п. 3 ст. 4 союзного Закона о собственности, согласно которому законодательными актами союзных и автономных республик можно было устанавливать любые «иные, не предусмотренные настоящим законом, формы собственности» (количество которых таким образом становилось необозримым, а фантазия законодателей – безграничной), а в первоначальных вариантах даже попытался ограничиться закреплением лишь двух форм собственности – частной и публичной.
Однако в окончательном варианте российского закона о собственности сделать этого так и не удалось: наряду с «Правом частной собственности» (разд. II) и «Правом государственной и муниципальной собственности» (разд. IV) в разделе III выделялось еще и «Право собственности общественных объединений (организаций)», которое, таким образом, не относилось ни к частной, ни к государственной (публичной) собственности. Этот на первый взгляд странный шаг законодателя был вызван тем обстоятельством, что в числе юридических лиц (общественных организаций) в то время находилась
Например, после принятия в первом чтении проекта союзного Закона о собственности депутатским Комитетом по вопросам экологии и депутатской Комиссией по вопросам труда на рассмотрение Верховного Совета СССР был представлен альтернативный законопроект (текст которого сохранился в архиве автора). Он предусматривал признание таких форм собственности, как «коллективная» (в виде «кооперативной, корпоративной, акционерной, а также собственности общественных и религиозных организаций»), «семейная», «индивидуальная – личная и частная» и «смешанных форм собственности». В качестве объектов собственности в нем назывались «жизнь и все способности человека, в том числе его интеллект», «воздушный бассейн», «природные и этнические ландшафты», «продукты всех видов труда», а также «права и свободы граждан». В то время автор, как и его коллеги по рабочей группе, лишь удивился очередному «шедевру» законотворчества отечественных экономистов, дошедших в своих фантазиях до предложений считать объектами права собственности (а в дальнейшем, следовательно, и объектами гражданского оборота) жизнь и способности человека, а также его права и свободы.
Но после того как некоторые юристы стали всерьез утверждать о существовании у «работников юридического лица» «интеллектуально-трудового капитала как объекта их неотчуждаемой собственности», и о том, что «интеллектуальные и трудовые способности людей… являются неотчуждаемым объектом права собственности тех, кому они принадлежат от рождения»
Ведомости СНД РСФСР и ВС РСФСР. 1990. № 30. Ст. 416.