Дороги скорби. Павел Серяков
хохотал. —
Сиди и щелкай клювом!
Так будет с каждым наглецом,
Что мне дерзить удумал!»
Недолго Аист горевал,
Не пала птица духом.
Он смастерил себе свирель
И музыку придумал!
– Удивительно, – произнес я, понимая, что сейчас мне придется объяснять, что именно меня удивило. – Весьма…
Как и ожидалось, профессор Чайка вопрошающе посмотрел на меня и задал предсказанный мной вопрос.
– Очень… Религиозно.
– Друг мой, а как иначе? – профессор Чайка, равно как и я, мыслил на опережение. – Вы же понимаете, что речь идет об эпохе, названной tempus tenebrae, иначе говоря…
– Время тьмы, – закончил я за Генриха. – Я слышал об этом.
– И что же вы слышали?
– Только то, что мне рассказывала бабушка.
– Вы же не считаете, что ваша бабушка, – он покрутил пальцем у виска, – немного того. Не считаете же?
– У меня не было причин сомневаться в душевном состоянии своей бабушки, однако мне кажется, что в её словах было много… – я на мгновение задумался, увидев вдалеке повозку, одиноко стоящую на дороге. Позади повозки мелькали фигуры людей, и я невольно задал себе вопрос, а не разбойники ли это? Служба гонца приучила меня остерегаться подобных ситуаций, ведь я, как и все люди моей профессии, знал об участившихся случаях нападения на перевозчиков ценной информации. Нащупав на поясе рукоять клинка, который я приобрел сразу после нападения разбойников под Братском, прикинул, смогу ли дать отпор противнику, и сразу же ответил на него словами своего приятеля:
– Быстрые ноги подчас полезнее острого меча.
– Ваша бабушка не преувеличивала, а пересказывала вам то, что слышала от своей матушки. – Чайка тоже увидел стоящую на дороге повозку, но не придал тому никакого значения. – Вы знакомы с таким фундаментальным трудом, как «Природа тьмы»?
– Слышал, но не читал, – коротко ответил я, и все мое внимание обратилось на повозку. Голос Генриха скорее раздражал, нежели отвлекал, но я из вежливости не стал его обрывать.
– Вы многое потеряли. Этот труд повествует о тех временах, когда Гриммштайн терзали междоусобицы, а людей – чудовища, как бы дремуче это ни звучало сейчас.
– Люди и есть чудовища, – я не сводил глаз с людей у повозки. Двое мужчин и еще кто-то внутри. – Не все, но монстров среди них хватает.
– Вы правы, но в «Природе тьмы» говорится именно о чудовищах. Это не метафора, если вы понимаете.
Я не знал, что значит метафора, но и разбираться особого желания не было.
– Там описываются разные твари… От тех, кого принято называть русалками, до племени мышеобразных людей.
Я прыснул.
– Ну, или человекообразных мышей.
– О человекообразных людях там говорится?
– Волкер, друг мой, это наука, а не шутки у костра. Не оскорбляйте меня, ради Бога.
– Простите, профессор.
– Так вот, в университете много мудрых людей, и «Время тьмы» долгое время считалось шуткой… Глупым и незатейливым бредом, который был написан во время существования одной небезызвестной религиозной секты.
– Ведьмы