Дороги скорби. Павел Серяков
и снова ударил о землю, поднял голову и ударил снова. У Сика к тому моменту уже был сломан нос и разбиты губы. – Вы кем себя возомнили?!
– Никак не успокоишься, а?
– Гуннар, гони его нахер отсюда. Свяжи и посади на коня. Даст бог, доберется до дома, а нет – ну на то Божья воля. – Лотар вновь повернулся к Волдо, и на его лице вновь была улыбка. – Теперь мы играем в два болта. Так даже лучше для тебя. Каждый из нас выпустит по одному болту. Если к наступлению ночи ты останешься на ногах, считай, победил. Если каждый из нас промахнется, считай, одержал верх. Все просто, не так ли?
Волдо трясло от ужаса, и, стараясь не разрыдаться, он покачал головой.
– На том и порешили! – довольно произнес Гуннар. – А теперь вставай, щенок, и дуй отсюда нахер. Мне еще братца воспитывать.
Повторять дважды не было необходимости. Волдо вскочил на ноги и побежал прочь. Он знал это место, знал, как выйти из леса, и под бешеный бой сердца ринулся в лесную чащу.
– Сик, – Лотар поднялся и принял у слуги арбалет с взведенной тетивой. – Коли до дома доедешь, чтоб я тебя там больше не видел. Ты меня услышал? Скажешь хоть слово отцу, считай, тебе конец.
Средний из сыновей барона-самозванца молча кивнул.
– Ну что ж, брат! – довольно прокричал Лотар. – Сыграем же в два болта!
– Удачной охоты… – прошептал Гуннар, в глубине души надеясь, что Волдо удастся уйти живым. – Начинаем.
– Какая же ты падаль, – прохрипел Сик, умываясь кровью, – Гу-у-уннар…
Сик плакал.
4
Иренка нашла внука у самой кромки леса. Старуха считала, что за свою долгую и полную боли жизнь она успела выплакать все глаза, но она ошибалась. Мальчишка сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, и, тяжело дыша, смотрел на нее из-под полуприкрытых век.
– Бабушка, – прохрипел он, и от уголка его рта медленно побежала вниз алая нить. – Все хорошо. Сейчас отдохну только, и пойдем домой.
Волдо попытался подняться, но не смог. Боли и правда не было, он не врал. Перед его глазами стояла погоня, которая оборвалась столь же стремительно, как и началась. Он миновал ручей, пробежал через поляну, на которой по весне растут ландыши, преодолел стену из припорошенного снегом валежника и, остановившись, дабы перевести дух, был сбит с ног. Закричал от резкой и нестерпимой боли. Обернулся по сторонам, дабы понять, кто ударил его, но, кроме огромного валуна, прозванного в народе Собачьим камнем, никого рядом не было. Волдо поднялся на ноги, терпя боль, и сделал еще несколько шагов. Новый удар пришелся в руку, и, увидев стальной наконечник, торчащий из отцовского тулупа, мальчик зарыдал. Тогда ребенок понял все.
– Стреляй, Гуннар, – донеслось до слуха мальчишки откуда-то сзади. – Бери еще болт, игра сыграна. Добей его.
– Нет. Не буду, – ответил Гуннар брату. – Жаль сопляка…
Что-то пронеслось рядом с лицом мальчика и с треском засело в стволе молодой ели. Сейчас он даже не мог вспомнить, что это было, помнил лишь долетевший до его ушей крик:
– Лотар!