Тридцать третий румб. Мария Голикова
переворачивает склянку и отбивает в колокол столько ударов, сколько прошло склянок. Стало быть, восемь утра – это восемь склянок, восемь тридцать – это одна, и так далее, до полудня. В полдень отбивают три троекратных удара – бьют рынду – и начинают считать сначала. Сперва мы с Франческо путались во всём этом, но постепенно привыкли. Привыкли и стороны света называть по-морскому – ост, зюйд, вест, норд[12].
Конечно, новичкам вроде нас и работу поручали соответствующую. Узлы мы пока вязать не умели и снастей не знали, поэтому постановку и уборку парусов нам не доверяли. В этих работах мы были на подхвате – помогали с палубы вытягивать снасти. Но нас понемногу учили самостоятельно управляться с ними и вязать простые узлы.
Каждое утро на рассвете нам приходилось откачивать помпой воду, накопившуюся за ночь в трюме. Противно было, конечно, вставать в эту жижу босыми ногами – какой в ней только нечисти не водилось, и воняла она, как вода в заболоченной канаве, если её потревожить. Но куда денешься? Зато после этого наверху, даже в кубрике, воздух казался приятным и свежим. Ещё мы чинили канаты. На судне уйма всевозможных канатов и верёвок, и все они требуют заботы и ремонта. Это занятие даже нравилось бы мне, если бы от него так не болели руки. С тех пор как я поступил в матросы, мои ладони всегда были ободраны о жёсткие снасти.
Ну и, ясное дело, каждый день начинался с того, что мы наводили чистоту на палубе. За этим следили строго, так что палуба была много чище нас самих. Пресной воды едва хватало на еду и питьё, поэтому о том, чтобы тратить её ещё и на мытьё, даже речи не шло. Если кто-то хотел мыться, брал морскую воду. Да и спали мы не раздеваясь, чтобы в любой момент, не теряя времени, выбежать наверх по команде.
Да, к разговору о еде: я ещё не рассказал вам про нашего кока Абеля. Когда он в первый раз вылез из камбуза, мы с Франческо даже остановились от неожиданности: Абель был негр, чёрный как смола, высоченного роста, с широкими плечами и таким выражением лица, что, командуй он абордажной командой, победа точно была бы за нами. Как я узнал позже, Абель поступил на «Святой Христофор» давным-давно на Ямайке, а в коки попал, когда в схватке с пиратами потерял ступню, защищая нашего капитана Доннера. Для офицеров и пассажиров Абель готовил вроде бы неплохо, а для нас, матросов, делал всегда одно и то же блюдо – похлёбку из солонины, фасоли, крупы и чего придётся. Выглядела эта бурда не то чтобы аппетитно, да и вообще смотреть на неё не стоило, лучше было есть с закрытыми глазами, потому что в ней попадались червяки, а иной раз и вовсе непонятно что. Ребята сердились на Абеля, некоторые даже пытались с ним серьёзно поговорить, но Абель в ответ ругался последними словами, а если его продолжали донимать, просто выталкивал обидчика в шею с камбуза своими здоровенными ручищами. Этим всё и кончалось – сводить с ним счёты никто не решался, потому что капитан его любил.
После рассказов Таддео о суровой морской жизни мы с Франческо боялись, что нас будут наказывать за малейшую провинность, что
Восток, юг, запад, север (