Рыжая Кошка. Роман. Тамара Злобина
мою пространную речь.
Потом поинтересовался вновь:
– Ты помнишь мои слова?
– Всегда помню, дада.
– Ты всё сделал для того, чтобы понять в чём твоя вина?
– Да, – тихо, но твёрдо отвечаю я.
– Хочешь совет, углим?
– Говорите, дада.
– Вам нужно переехать сюда: тебе, Рахиле и внукам.
– Они не поедут! – ответил я, с сомнением качая головой.
– Если захочет, чтобы семья сохранилась, поедет, – возразил отец, ссылаясь на непреложную, как ему кажется, истину: жена во всём должна слушаться мужа – куда иголка, туда и нитка.
Отец смолк, а я невольно подумал:
– Эх, дада-дада, ты совсем не знаешь этих людей: они живут не по законам людей, а по собственным законам.
– Приедешь домой, скажешь, что ты, как единственный сын, должен жить с родителями, оберегать их старость… Этот закон они нарушить не посмеют.
– Хорошо, дада, – согласился я, делая вид, что эти праведные слова, действительно, непреложный закон и для людей, живущих со мной рядом.
Отец откинулся на подушки и произнёс уже совсем миролюбиво:
– Я устал. Иди, углим, мать попотчует тебя чем-нибудь вкусным: готовит она у нас хорошо.
Отец закрывал глаза, давая понять, что разговор закончен, а я тихо поднялся со стула и вышел из комнаты, думая:
– Да, сдал отец. Сдал…
За последние полгода у него уже дважды был гипертонический криз. Врач советовал не нервничать, вести спокойную, размеренную жизнь, но где там: это не в отцовских правилах. После первого криза, когда отец впервые услышал этот совет, он сказал врачу:
– Лучше сразу умереть, чем жить так, как вы советуете, доктор!
Ночь я провёл в родительском доме. Мама хлопотала вокруг меня, стараясь всячески угодить любимому сыночку: подкладывала мне вкусненькое, расспрашивала о детях, о жене, работе. Жаловалась на отца, на то, что он совершенно не слушает советов врача, делает всё по своему.
На своё здоровье мама не жаловалась никогда – не приучена. Лишь однажды мельком сказала, что стала хуже видеть, а так хочется навязать внукам тёплых носочек и варежек. Я смотрел на маму, на её, не знающие отдыха руки, на сеть морщинок, покрывающих лицо и острая жалость и любовь, тисками сжали сердце.
Мысли роем кружились в моей голове: мысли тяжёлые, безрадостные. Я думал о том, что родители всю жизнь проработали, чтобы поднять на ноги нас, четверых своих детей, дать нам образование, вывести в люди, а на старости лет, когда им самим нужна помощь и поддержка, остались одни.
Наргиза и Мухаббат живут со своими мужьями и детьми в Москве и лишь изредка, на короткое время, появляются в родном доме. Они считают себя почти коренными москвичками: сначала учились в институтах, потом вышли замуж, родили детей – троих на две семьи. Говорят, что больше в их кругу не принято.
Отец всегда высказывал своё недовольство, когда разговор заходил об этом, не оправдывая