Секретарь. Андрей Кокоулин
ничего не чувствовал. Ни верха, ни низа. Ни времени. Стоит он или лежит. Он мог только думать. – Палец Штессана коснулся Лёшкиного виска. – И всё.
Лёшка вздрогнул.
– Зачем вы это…
Собранные в щепоть пальцы клюнули его в основание шеи.
– Потом, когда гнездо ассаев в Голубых горах было разгромлено, – сказал Штессан, – гвардия принцессы включила это испытание в методику отбора. Ты знаешь, что я был зачислен в гвардию принцессы?
– Н-нет.
– Во-от, теперь знаешь.
Пальцы Штессана вновь клюнули Лёшку, теперь уже под левую лопатку.
– Что вы…
Лёшка попытался повернуть голову и не смог.
– Ты слушай дальше, – сказал Штессан, все также оставаясь за спиной. – Ассаи, конечно, были мрази редкостные, водились с мертвечиной, поклонялись Тьме-Ольванге, много народу погубили. Но и какое-то благородство им было свойственно. Так, если человек начинал правильно и упорно мыслить, то пытка прекращалась сама собой. А может в этом была слабость их искусства. Теперь уже и не дознаешься. Чуешь, к чему клоню?
– Не надо, – дрожащим голосом произнёс Лёшка. – Я всё понял.
– Понял! – фыркнул Штессан. Щепоть толкнулась Лёшке в поясницу, затем в правое плечо. – Ты ещё ничего не понял.
– Я понял! – вскрикнул Лёшка.
– Ты трусишь, – Иахим встал перед ним. Худое заросшее лицо его было серьёзно. – Но это не избавит тебя от испытания. Сейчас я отправлю тебя в ойме, так называли это состояние ассаи. И только от тебя будет зависеть, как долго ты в нём останешься. Повторю: выход – в том, о чём и как ты думаешь.
– Я не хочу.
– Мало ли, кто чего не хочет.
Штессан наставил на Лёшку палец, примериваясь, коснулся кожи чуть выше переносицы.
– Пожалуйста…
– Ну, заканючил.
Вокруг был пыльный зал, сквозь полукружье грязного окна пробивался свет, редкие колонны уходили под потолок, к стропилам, на цепях висели кожаные «груши», наполненные песком. В дальнем конце белели четыре двери.
Что здесь быдо раньше? Бальный зал? Гигантская мансарда?
– Приготовься, – сказал Штессан. – Бам-м!
Его палец кольнул Лёшку в лоб.
Лёшка не успел и вдохнуть – всё выключили. Свет, зал, самого Штессана. Осталась одна тьма. Чернильная. Бесконечная. Сплошная.
Ойме.
Эй, прошептал Лёшка и не услышал собственного шёпота. Губ не было. Горла не было. Воздуха не было. Тьма.
Паника вспухла в Лёшке невидимым комом. Куда? Что? Как? Я жив? Я стоял в зале, я точно стоял в зале, а Штессан нажал пальцем. Это, наверное, гипноз. Манипуляция. Он что-то сделал со мной. Надо… или кричать… Чем кричать?
Лю-у-уди-и!
Тьма текла, обтекала, проворачивалась. Или нет, она не двигалась. Она просто прижалась плотно-плотно, прилипла, отъела всё, что можно отъесть.
Как там: в стрессовой ситуации рекомендуют глубоко и медленно дышать. Охрененный совет, когда нет лёгких! Суки, лёгких нет!
Лёгких путей нет.
Лёшке казалось,