Никарета: святилище любви. Елена Арсеньева
ждала бы очередного возвращения гуляки на супружеское ложе. Однако Харизий до поры до времени был влюблен только в свою философию. Мудрствования в кругу таких же умнейших афинян, как он сам, были ему милее женских ласк. Во всяком случае, Зенэйс именно так думала, когда не единожды была вынуждена метаться в постели, тщетно ожидая супруга и представляя себе внезапное появление какого-нибудь страстного красавца, который утолил бы ее плотский голод. Что ж, не зря говорят, будто даже самая добродетельная женщина хоть единожды, а мечтала предаться греху, и некоторые не только мечтали об этом, но и предавались… ну вот хоть всем известная Елена, или Федра, или Пасифая… Да их не счесть, на самом-то деле!
Но вот однажды все изменилось в доме Харизия. И виновата в этом была сама Зенэйс, которую угораздило купить новую рабыню. И не то чтобы она была так уж необходима в хозяйстве! Просто у девчонки оказались великолепные рыжие кудри, а Зенэйс знала, что рыжеволосые женщины очень нравятся мужу. Как-то раз она купила себе рыжий парик, и Харизий целую неделю приходил ночевать вовремя, несмотря на то что обсуждения философских постулатов затягивались за полночь. К сожалению, тот парик был сделан очень небрежно: из него вскоре стали вылезать волосы. Зенэйс с ужасом представила, как однажды несколько непрочных прядей обовьются вокруг шеи ее супруга во время объятий да так и останутся болтаться, когда он поутру встанет с постели… Позору не оберешься!
Стало ясно, что нужен новый парик, причем сделанный так умело, чтобы Зенэйс могла ни о чем не беспокоиться. И вот, увидев на агоре[13] у ног торговца эту рыжую девку с копной грязных, всклокоченных, сбившихся в колтуны кудрей, Зенэйс представила эти волосы чистыми и причесанными: огненными, золотыми, пылающими, словно лучи Гелиоса, когда он выезжает на своей колеснице в самый зенит и ослепляет весь мир своей красотой и сиянием.
Вот так же надеялась Зенэйс ослепить мужа, надев парик, сделанный из волос этой девки.
На ее лицо Зенэйс бросила только один мимолетный взгляд – его было вполне достаточно, чтобы пренебрежительно сморщиться. Эти зеленые, слишком широко расставленные глаза, этот вздернутый нос, эти прямые, далеко расходящиеся в стороны от переносицы брови – конечно, отнюдь не черные, а тоже с рыжинкой! – этот большой рот с чрезмерно пухлой верхней губой… Кого может прельстить такое лицо?!
Тщедушная длинноногая фигура тоже казалась нелепой и уродливой.
Единственным, на что можно было посмотреть одобрительно, был узенький поясок из золотистой тисненой кожи, опоясывающий тонкую талию девки. Он был сделан с большим искусством, и Зенэйс с удовольствием забрала бы его себе, да вот беда – на пояске не оказалось никакой застежки или пряжки. Было совершенно непонятно, как он застегивается и расстегивается, однако, похоже, снять его не удастся.
– Госпоже приглянулся поясок? – ухмыльнулся торговец, грубый, заросший волосами фракиец. – Не тебе первой! Я и сам хотел бы подарить его своей жене. Даже разрезать пытался! – Он показал
Агора – место народных собраний; там же находился и городской рынок, где продавали все, что угодно, в том числе и рабов.