Водопад в пустыне. Юлия Чернова
астрескавшаяся от жара земля так суха и тверда, что не сможет впитать воду. Русла пересохших рек мгновенно наполнятся, затем реки выйдут из берегов и вся равнина превратится в клокочущий поток, вскипающий белой пеной. Горе тем, кто окажется на его пути.
Белая кобыла двигалась неспешной рысью, но девушка не хотела ее подгонять. Не сомневалась, что успеет вернуться в шатер до начала дождя. Она даже натянула поводья и еще раз внимательно огляделась.
Перед ней простиралась равнина, поросшая ковылем и полынью. Это была граница пустыни. Далее начиналось необозримое море волнистых песков. Пески сменялись мертвыми россыпями крупных камней и гальки, тянувшимися до безжизненного нагорья Гошшар. За горами снова лежали пески.
Девушка медленно озирала равнину. Каждую весну, в сезон дождей, сюда приходило ее племя – племя кочевников-скотоводов. Они покидали склоны Румяных гор и спускались в долину, называвшуюся Ходш.
Это был мир, изученный Аминат вдоль и поперек. Редкие олеандровые рощи, чахлые кусты акаций и тамарисков. Сухая, спекшаяся, опаленная солнцем земля. За восточным отрогом Румяных гор скрывалась долина под названием Этиаш. Там кочевало племя двоюродного деда Аминат. На западе, в излучине реки Беры, примостился крохотный городок Бериат.
Здесь, на равнине, годами ничего не менялось. Горизонт затягивало пеленой, шли дожди, наполнялись реки, зеленела трава. По траве брели овцы и верблюды, а за ними следовали люди и разбивали шатры. И снова горизонт затягивало дымкой, зноем дышала пустыня, высыхали реки, увядала трава, овцы и верблюды отступали на север в поисках свежего корма, а за ними торопились люди.
Изо дня в день, из года в год, из века в век. Порой Аминат казалось, что она живет не двадцать лет, а двести, знает каждую трещину в иссохшей земле. За двадцать лет ее жизни мир вокруг изменился так же мало, как за последние две тысячи.
Девушка поднесла ладонь к глазам, загораживаясь от солнца – на горизонте вскипали клубы пыли. Аминат смотрела, ничего не понимая. На ее памяти в сезон дождей ни разу не было песчаных бурь. Лишь через несколько мгновений она различила движущуюся точку. В необозримой дали, почти у самого горизонта мчался серебристый автомобиль, взметая вихрь пыли и песка.
Аминат медленно опустила руку. Белая кобыла переступила тонкими ногами и оглянулась на хозяйку, но та продолжала сидеть неподвижно.
Откуда в этих безжизненных землях взялась машина? Кому понадобилось ехать в пустыню? И зачем?
Облака пыли медленно рассеивались. В душе Аминат вскипало смутное беспокойство. Машина в пустыне. Это было необычно и удивительно. Племя вело столь размеренную жизнь, что все необычное внушало тревогу.
Девушка перебирала мягкую лошадиную гриву, медлила повернуть лошадь и уехать. Постепенно пыль и песок улеглись, и уже ничто не напоминало о промчавшейся машине. Однако Аминат не могла успокоиться.
Может, кто-то возвращался в соседнее становище? Но девушка твердо знала – в племени ее двоюродного деда ни у кого не было машин. И снова ее уколола острая тревога.
Аминат не понимала, что с ней творится. Она выросла в пустыне и не привыкла робеть перед настоящими опасностями, тем более, никогда не боялась мнимых бед. А сейчас не находила себе места, точно животное, почуявшее засуху.
– Кругом пустыня, – тихо сказала Аминат. – Куда и зачем ехать на машине?
Отвечать на ее вопрос было некому, вокруг простирался безлюдный, безводный, беззвучный мир.
Аминат никогда не считала этот мир скудным и скучным.
Она пять лет проучилась в школе в Бериате, но так и не привыкла жить среди каменных стен. Бериат казался ей тесным. Утешало лишь то, что город стоял на краю пустыни. С крыши можно было увидеть золотистые гряды песка, убегавшие к горизонту. И жили в Бериате так, как живут в пустыне – дружно. Вечерами собирались у огня, пели песни, рассказывали сказки. Порой Аминат даже забывала, что она не в родном шатре.
Гораздо тяжелее пришлось Аминат в Кафише, где она дважды подолгу жила с отцом. Дома, лепившиеся друг к другу, дома, в кухнях которых можно было наткнуться на могильную плиту – ибо кладбища были тоже застроены, вселяли в нее ужас. Вселяла ужас и привычка городских жителей – от маленьких детей до стариков – любую свободную минуту проводить у телевизоров. Аминат случалось взглядывать на экран, но она не понимала страсти, с какой люди просиживали возле него часами. «Смотрят, как живут другие, а собственная жизнь в это время проходит мимо,» – думала девушка.
Она рвалась домой, на просторы пустыни. Бесконечно повторяла слова «Песни пустыни»:
«Ты говоришь, мой мир беден? Да, вокруг меня небо и песок, песок и небо. Но разве олениха в лесу больше любит своих детенышей, чем газель в пустыне? Но разве чайка над морем парит выше, чем сокол над пустыней? Мой мир вмещает то, что вмещает мое сердце. Мал он или велик – зависит от моего сердца.»
Аминат в сотый раз оглядела пустынный горизонт и повернула лошадь.
Она сидела в седле уверенно, как человек, обученный верховой езде с детства. Белая кобыла Намит, купленная два года назад