Водопад в пустыне. Юлия Чернова
было прекрасно известно, что Дамига не выносит капризов. Она не была суровой, но – очень требовательной; редко кто отваживался ей перечить. Ее окружало особое поклонение – Дамига слыла первой сказительницей племени. Никто не умел лучше нее оживить древнюю сказку, заставить слушателей плакать над судьбой несчастных влюбленных или смеяться над проделками хитрецов.
Аминат глядела на мать с робостью и восхищением. Дамига успела нарядиться к празднику, тонкие золотые браслеты позванивали на запястьях и щиколотках; широкие, литые – стягивали руки выше локтей. Вместо обычного шнура, поддерживавшего головное покрывало, лоб охватывала цепочка с подвесками. Две цепочки и ожерелье покоились на груди, на пальцах поблескивали кольца – муж не уставал засыпать Дамигу подарками. Ни одну женщину племени так не баловали.
– Алия, расседлай кобылу, – распорядилась Дамига. – Аминат, ступай за мной.
Дамига шла быстро, словно едва касаясь земли. Она до сорока лет сохранила удивительную девичью походку. В племени говорили: «Ходит, как поет.»
Отец Аминат уверял, что влюбился в Дамигу, даже не успев ее хорошенько рассмотреть – едва только приметил издали, как она идет по песку, нет, плывет над песком. Он и теперь был влюблен в Дамигу, как в первый год супружества. Все в племени видели подтверждение этому: Дамига не старела.
Аминат с матерью приблизились к шатрам, похожим на острые горные хребты. Обычно на кочевье собиралось двадцать-тридцать человек, живших в пяти-семи палатках. Но племя Аминат было велико. Шестьдесят шатров выстроились в круг. Шестьдесят островерхих громадин, сшитых из полос плотной ткани. Ткань эту изготовляли из шерсти черных овец, примешивая коричневую верблюжью шерсть. Шатры великолепно защищали от палящего зноя днем и ледяного холода ночью, от ливней и песчаных бурь.
В кочевье царило оживление. Мужчины спешно доили коз и верблюдов, женщины готовили еду. Все двигались быстро, сосредоточенно; часто поглядывали на небо. Дети вертелись тут же, стараясь помочь, но больше мешая. Даже собаки разделяли всеобщее возбуждение и не лежали в тени олеандров, а с лаем носились вокруг шатров.
Взрослые переговаривались редко, вполголоса, никто не пел. Только лай собак да возгласы детей нарушали тишину.
Подойдя к шатру, Аминат увидела, что мать ее не дождалась и сама заново укрепила деревянные колья. Боковые стенки из плотной шерстяной материи были подняты. В тени, отбрасываемой верхним полотнищем, на пестром красно-оранжевом ковре спали младшие братья.
– Разбуди детей и одень их, – велела Дамига.
– Да, мама.
– Ты чем-то встревожена?
Аминат не решилась признаться, что более всего обеспокоена нежеланием матери выдать ее замуж.
– Я… видела странную машину.
Дамига приподняла узкие брови. Аминат поспешила объяснить:
– На восток, в сторону Этиаша, проехала машина.
– И что же здесь странного? – спокойно спросила мать.
– Ни у кого в кочевье нет машины. И туристы