Десять лет походов спустя. Размышления над походным фотоальбомом. Андрей Затонский
в ручье на Лешином снимке превращается в насыщенный бурый цвет, а трава везде, как тропическая, сочно-зеленая, будто только что омытая ливнем.
С другой стороны, мои фото часто грешат неточной цветопередачей. На «Кодаке» если уж елка – зеленая, так зеленая, на «Орве» же она часто отдает голубоватым или желтоватым оттенком. Ну и трансфокатор, конечно, позволил сделать несколько великолепных снимков, где видна высота, чего мне крайне редко удается добиться, где ощущается пространство, где черные тучи над умершим лесом схвачены так, что производят впечатление близкого армагеддона… Доступно? Это всё трансфокатор и «Кодак». А вообще я, безусловно, куда как более талантливый фотограф, и вообще я, безусловно, куда как более талантлив, и вообще. Вот. Такой вот я скромный.
Но что можно поделать, если мои фотографии нравятся мне больше? Со снимков, сделанных на Базальте, смотрят на меня недовольные физиономии, облепленные первыми кровососами. Столько их там обреталось, что никакого терпения не хватало – хотелось с воплями носиться по лужайки, размахивая всеми доступными конечностями. Именитые антикомарины помогали, но ненадолго, зато драть намазанные участки начинали моментально. А уж когда потек пот…
Мы довольно долго переодевались и переобувались. Сноровистый Андрей успел скомкаться вперед других и сидит на камушке, улыбается в объектив и обмахивается стебельком иван-чая. Сзади за ним нелепо торчит посреди обширной пустоши одинокий сортир, ещё дальше – гряда Обе-Иза, и за ней – чернота. Тучи собираются у истоков Сывь-Ю и медленно ползут на север, к нам. Туалет в чистом поле вызывает недоумение, мрак за горами – легкое беспокойство. Но ведь сегодня из Печоры Саблю видно не было, воздух особой прозрачностью не отличается, дымка, как и положено, чуть-чуть сзелена… Что беспокоиться? Все приметы хорошей погоды. Пожалуй, только низкая радужка над водой не в кассу…
К старту все уже почти чокнулись от неимоверной массы назойливых мессершимитов. Не припомню ни одного дня в своей десятилетней практике, чтобы так усердно жрали. Поэтому под рюкзаки подлезали даже с какой-то затаенной радостью: сейчас пойдем, выскочим на ветерок, сдует гадов, отстанут… Держи карман шире.
В первые дни Большой, офицер в душе, меня доставал до исступления. Выдай ему приказ, куда, с какой скоростью, до какого предела двигаться, и всё тут. А я не знаю, куда двигаться! Не могу я сказать: «Азимут сто шестьдесят – шестьсот метров, потом азимут сто семьдесят пять – триста метров; сорок шесть минут идем до хорошей площадки рядом с водопадом, там перекусим». Я и правда не знаю, куда может привести эта тропинка, или другая, или что скрывается за этой горушкой. Мне известно, что наш путь, в общем и целом, лежит на юг к истокам ручья Пальник-Ель. Когда кончится лес, пойдет широкий плоский водораздел, за которым глубокий кар притока Сывь-Ю. Когда именно кончится лес, бес его знает. Километров через пятнадцать, плюс-минус два. За каром,