Ритуальные принадлежности. Игорь Литвиненко
на третьем пути, отправление через пятнадцать минут. Стараясь не очень спешить, Федор Васильевич дважды, в ту и в другую сторону, прошел через все вагоны, вышел из поезда на людный перрон, закурил папиросу.
– Поберегись! – крикнул носильщик и прокатил мимо него тележку, наполненную чемоданами.
Таисья Макаровна попрощалась с Надеждой Самойловой, обещала зайти еще завтра. Она спустилась по лестнице и, стараясь не зашуметь пустым ведром из-под мусора, проскользнула в квартиру.
– Вы где пропадали! – закричала, увидев ее, Нина Петровна. – Вы что, на помойку ходили?
– Нет, не ходила… – растерялась Таисья Макаровна от этакой встречи. – Я тут, у соседки была.
– У какой соседки? Вы что?
– Да у Нади-то, у Самойловой. Посидели с ней.
– Ну ты подумай! – возмутилась Нина Петровна. – Вот уж подружку себе нашли, поздравляю!
– Да она ведь хорошая, Надя-то. Зря ты так на нее говоришь.
– Как вам только не стыдно! – еще громче сказала невестка. – Федя на вокзал побежал вас искать!
– Почему на вокзал? – удивилась старуха.
– А кто же вас знает! Может, вам что-нибудь не понравилось, и вы сбежали от нас. И даже не попрощались.
– Зачем же я буду прощаться? Я и не думала…
– Вот Федя придет, вы ему объясняйте! Он там носится где-то, разыскивает вас. А она сидит себе, с этой лахудрой беседует. Нехорошо, Таисья Макаровна. Просто очень нехорошо.
– А ты, доченька, меня не стыди, – тихо сказала старуха. – Я перед вами не провинилась. Если так надо, я и правда уеду. Это ваша догадка, а не моя.
– Да что ж такое! – всплеснула руками невестка. – Вы же сами просили, чтобы жить у нас. Ну и живите! Только надо по-человечески делать, зачем же так говорить? Никто вас не гонит!
– Да я уже вижу, – прошептала старуха.
Она сняла молча пальто, отнесла ведро в кухню, прошла к себе в комнату и закрылась.
Федор Васильевич вернулся домой поздно вечером. Он был выпивши, но жена ничего ему не сказала на это, а только предложила не трогать старуху, пусть она успокоится, и лучше никогда не напоминать ей о том, что случилось сегодня.
– Я ее уже отругала как следует. Хватит с нее.
– Где письмо? – спросил Федор Васильевич.
– Зачем тебе? Что ты хочешь с ним делать?
– Ничего не хочу. Ты его спрячь-ка подальше, и матери не говори. Так будет лучше.
И он и она рассердились на Таисью Макаровну почти одинаково – это сблизило их, и когда легли ночевать, они долго не спали, перешептывались, обсуждая событие. Федор Васильевич говорил жене, что за ними здесь тоже есть грех, и немалый, а Нина Петровна отказывалась:
– Ты сам-то подумай, ну чем ей мы не угодили? Живет, горя не знает… Я уж и так и этак стараюсь, чтобы ей поспокойнее было. Разве не так?
– Так-то оно так, – соглашался Федор Васильевич. – Но все-таки ей у нас не хватает чего-то.
– Да господи, Федя! У нее же всё есть – и в тепле, и в покое. Комнату отдельную освободили ей… Чего еще надо старухе-то?
– Да как же ты не понимаешь?