Морская душа. Леонид Соболев
Понимаете – маневры!
– Вот и я говорю – маневры, – подтвердил Пийчик. – Раз маневры, значит, вроде, как война… Какие уж там фарватеры.
– Да поймите вы, – сказал посредник, вытирая со лба пот, – заграждение вы ставите условно, ведете огонь – условно, если гибнете – тоже условно… А вы хотите…
– Коли все условно, нечего было нас и посылать, – раздраженно перебил Пийчик. – А то людей беспокоят, корабль в море гонят, табаку вот даже дождаться не дали… Нет уж, коли ставить, так ставить, решаю по-боевому – и точка, – сказал он жестко и потом добавил с откровенной насмешкой: – А коли все условно, товарищ посредник, так дайте радио, что заграждение я уже поставил: считаю условно, что у меня ход был двадцать узлов, условно я к Чертовой Плеши давно смотался, – и разрешите идти в базу…
Посредник посмотрел на него, как на стену, которую голыми руками прошибить невозможно. Доказывать, действовать логикой было некогда – «Сахар» шел по минному полю и ежеминутно мог взлететь на воздух… Ну, правда, ходил же он над минами, когда тралил, – и ничего… Но там – траление, необходимость, а тут из-за какой-то дурацкой операции, выдуманной штабом… Четырнадцать футов, а волна? Волна и на пятнадцать посадит… Все это походило на сонный кошмар, мысли путались, не то чтобы испуг, так просто – непривычка ходить по минным полям… В конце концов не собирается же этот сумасшедший взорваться… Может быть, и в самом деле…
Тут «Сахар» опять ухнул с волны довольно глубоко, и посреднику с необыкновенной отчетливостью стало ясно, что надо немедленно найти какой-то выход из положения, заставить этого упрямого тупицу повернуть обратно. И тогда в спутанных его мыслях мелькнуло слово, которого все эти смутные годы он избегал и побаивался, и, пожалуй, впервые он подумал об этом слове без иронии и тайного презрения.
– Комиссар… – сказал он с тем глубоким чувством надежды и веры, какое вкладывали в это слово матросы. – Где ваш комиссар?
– А комиссара у нас нет, – ответил Пийчик, как бы извиняясь. – Как из тральщиков разжаловали, так и комиссара не стало. А секретарь ячейки вот. Побеседуйте. Только с ним согласовано.
Он показал на рулевого Тюкина и деликатно вышел из рубки. Гужевой вышел вслед за ним.
– Ишь заколбасил, – сказал Гужевой. – И комиссара припомнил, как привернуло… Ян Яныч, может, подойти к какой-нибудь вехе? Он сейчас на все согласится, по всей видимости – доспел…
– Отстань ты, Фрол Саввич, – сурово отозвался Пийчик. – Сказали тебе, не ему обман выйдет, а рабоче-крестьянскому флоту. Нет в тебе твердости характера.
– Да нет, я шучу, – сказал Гужевой и вздохнул. – Я вот думаю, Ян Яныч, – и чего человек разоряется? Хожено тут, перехожено… Сидят на берегу, а потом удивляются… Ему бы разок потралить, да в волну…
– Это тебе не локсодромии-мордодромии, – с жестоким удовлетворением сказал Пийчик и, подумав, добавил: – Операторы-сепараторы, туды их к черту в подкладку… Давай боевую тревогу.
– Тревогу? – переспросил