Морская душа. Леонид Соболев
правильно: продуть цистерны недолго, но тогда выскочишь наверх, как чертик из шкатулки, – неаккуратно, и можно какой-нибудь кораблик нечаянно в дно стукнуть…
Только с рулями у него тоже ничего не вышло.
Застопорил он моторы, чтобы, если на грунт кинет, винтов не обломать, приказал продуть среднюю. Ждет, на глубомер смотрит. И мы смотрим. А глубомер все вниз ползет, и довольно быстро. И чувствую, у командира в голове все его подводное хозяйство ворошится – соображает, что к чему, и, как все мы, не может концов найти. Такие минуты очень надолго запоминаются: все надо мыслью окинуть, сотни причин перебрать и к решению прийти. Потом на бережку вспомнишь и весь вспотеешь, а здесь потеть некогда – решать надо.
Дал он глубомеру дойти до восьмидесяти метров – да как начал продуваться всеми цистернами, только зашумело кругом, и трюмные едва успевают команды выполнять. Вот, думаю, и правильно: хочет лодке толчок посильнее дать, – ее ведь, как коня, уздой надо кверху поддернуть, когда споткнется. Смотрю на глубомер, – ага, вижу, почувствовал! Замерла стрелка, дрожит на восьмидесяти, вот-вот вверх ринется, – при таком продувании мы пробкой должны наверх взлететь, ей только поспевай за лодкой!
Слышу, продувание к концу подходит, а стрелка все у восьмидесяти подрагивает. Непонятно.
Докладывают: все цистерны продуты, – а стрелка как рванется вниз, дошла до ограничителя: уперлась в него и даже выгнулась, будто еще большую глубину показать хочет… А куда уж дальше – все допустимые нормы мы перекатили, на такую глубину попали, что только и посматривай, как корпус – не потек ли? А нас этак встряхнуло, качнуло, поставило на ровный киль, и лодка замерла. И глубомер замер.
Переглянулись. Вот это, думаем, штука. Что за притча – все цистерны продуты, а мы на грунте припухаем, да еще на такой немыслимой глубине?
Приказал командир в отсеках осмотреться, не текут ли заклепки. И то сказать, над нами такой слой воды, что думать о нем не хочется, даже будто он на грудь давит. Отошел я к одному члену комиссии, опытному очень подводнику, и мы тихонько, чтоб командира своими догадками не путать, обмениваемся мнениями. Может быть, у нас клапана пропускать начали, и как воздух в цистерны прикроют, так опять туда водяной балласт набирается? А при такой плотности воды много ли в цистерны принять надо, чтобы затонуть? Однако слышим, командиру докладывают, что все цистерны сухие. Видимо, ему эта догадка в голову пришла – приказал проверить.
Что же это, думаем, за петрушка, и долго ли мы тут ночевать будем?
Вдруг этот член комиссии призадумался, наклонился ко мне и тихонько говорит:
– Василий Лукич, а ведь может быть порядочная неприятность. Подумайте: лодка совсем пустая, а ее на грунте что-то держит… Знаете, что может держать?
Ну, я ему для подбодрения духа говорю:
– Знаю. Гигантский спрут, обитатель неведомых глубин. Ухватил нас щупальцами и в данный момент рассматривает: сейчас нас схарчить или на черный день оставить? Я это где-то