Лесгород. Она. Софи С./М.
рассказов и нравоучений. Вероника только кивала. Куда идти, если уйдёшь и отсюда?
Когда девушки-соседки съехали, стало ещё хуже. Она выходила на кухню раз в день, чтобы выпить кружку чая, но даже в этот момент старушка кричала из соседней комнаты:
– Вероника! Иди сюда!
Эта бабуля никогда не успокаивалась, пока к ней не прибегут. Когда же усталое голодное тело Вероники дотаскивало себя до кресла старушечки, та комментировала какую-то глупость по телевизору.
Утро начиналось в шесть часов. Будильником служил громкий крик и распахнутая дверь. Бабушка находила необходимым в это время и ни минутой позже проводить уборку всего помещения, включая туалет и ванную, где всегда было множество кошачьих отходов. Поскольку у неё появилась «не задорого живущая», проблема уборки отпала – нужно только вовремя разбудить и потребовать.
Очередной кошмарный день. Очередная половина шестого. Скоро. Проклятая жизнь. Мерзкое утро. Лучше бы умереть во сне. Отвращение граничило со стыдом и становилось душно. Кололо в висках. Пахло кошачьим дерьмом. «Почему я делаю это? Никто бы не стал! Я же плачу деньги, чтобы существовать тут, боясь даже выйти на кухню и пройти по коридору… Ненавижу эту гадкую старуху! Нет, ненавижу себя! Что же я как тряпка?! Всегда как половая тряпка!»
Мысли её прервал толчок в дверь. Неминуемый подъём на старте. Она сжала кулаки.
– Уборка! Пора вставать! – громыхнуло на весь дом.
Она захлопнула дверь.
– Ты что это двери закрываешь?! А кто уборку делать будет?! – возмутилась старуха, выставившись в проём.
– Я не обязана убирать за вами и за вашим зоопарком! – прерывистой дробью полетело в ответ.
– Что?! – оторопела старушка. – Какие ленивые пошли! Да мы в вашем возрасте вкалывали! А эти лежат, понимаешь, господа!!!
Крик на тему удали в молодости продолжался бы до вечера, но Вероника с вещами направилась на площадку, и он оборвался оскорблениями.
Ноги отказывались нести. Дрожь пробирала до самого позвоночника. Опёршись на стену, она простояла в подъезде минут десять. Пришло время жара – лихорадка ударила по всему телу. Ненависть с какой-то горькой примесью, разъедающей отчаяньем, захлестнула с головой. Оскорбления – молчание в ответ. Терпение – жгучая рана. Слабость. Постыдный страх – страх перед существом никчёмным и бестолковым.
А за окнами зима. Минус двадцать семь передавали на завтра. Она села на лавочку во дворе. Холодно. Протёртые до дыр джинсы, казалось, только смешат погоду.
«Надо опять идти непонятно куда. А всё же, давно хотелось поскорее убраться», – подумала она. И вспомнила, что скоро Новый Год. Можно будет уехать домой и хоть немного пожить спокойно.
И она поехала домой. Поехала в тот же день. Чтобы не думать ни о чём, всю дорогу сочиняла вот это:
Ряд белых дней зимою называют,
Где жизнь в холодном полумраке,
Где в мыслях только планы, сроки,
Зима