Круглый дом. Луиза Эрдрич
одеться. Она все еще принимала обезболивающие, но доктор Эгги предупредил ее, что если лежать все время в кровати, состояние не улучшится. Ей требовалось хоть чем-то себя занять. Отец заявил, что собирается приготовить ужин по рецепту. Вот только ему никак не давался десерт.
Дядя Уайти сидел за столом, вертя в руках стакан с холодным чаем. Напротив, нахохлившись и чуть покачиваясь, как травинка на ветру, сидел Мушум в длинной майке цвета слоновой кости и в клетчатом халате поверх кальсон. Он отказывался надевать уличную одежду по субботам, потому что, по его заверениям, ему требовался хотя бы один день отдыха, чтобы подготовиться к воскресенью, когда тетя Клеменс заставляла его облачаться в костюмные брюки, наглаженную белую сорочку, а иногда и галстук. Ему тоже налили стакан холодного чая, но он только злобно пялился на него.
– Заячья моча! – проворчал он.
– Вот именно, папа! – произнесла тетя Клеменс. – Это напиток для стариков. Он тебе полезен.
– Ах, чудный настой багульника! – похвалил Уайти, одобрительно вертя стакан в пальцах. – Излечит любую твою хворь, папа!
– И старость? – спросил Мушум. – Смоет все прожитые годы?
– Почти! – отозвался Уайти. Он знал, что сможет выпить бутылочку пива, как только вернется домой и перестанет сосать эту бурду вместе с Мушумом, который скучал по прежним денькам, когда Клеменс наливала ему отменного виски. Кто-то ей внушил, что спиртное ему вредно, и теперь она старалась ограничить его тягу к бутылке.
– Эта бурда камнем падает в желудок, дочь моя! – пожаловался старик тете Клеменс.
– Зато хорошо чистит твою печень, – заметил Уайти. – Ну-ка, Клеменс, налей Джо настоя багульника.
Тетя Клеменс налила мне стакан холодного чая и пошла к зазвонившему телефону.
Ей часто звонили узнать последние новости – точнее, сплетни, – о состоянии ее сестры.
– Может, этот извращенец и впрямь индеец, – предположил Уайти. – У него был индейский чемодан.
– Что за индейский чемодан? – спросил я.
– Пластиковые мешки для мусора.
Я подался вперед.
– Так он уехал? Но откуда он? И кто? Как его зовут?
Вернулась тетя Клеменс и бросила на брата свирепый взгляд.
– Фу ты, ну ты, – пробурчал Уайти. – Похоже, мне запрещено открывать рот.
– И стаканчика виски нельзя! И не писать в раковину, а это я буду делать постоянно, пока она не перестанет поить меня настоем из багульника. У меня мочевой пузырь им переполнен, – ворчал Мушум.
– Ты писаешь в раковину? – удивился я.
– Когда мне дают этот настой – всегда!
Тетя Клеменс ушла на кухню и вернулась с бутылкой виски и тремя стопками, вставленными одна в другую. Она расставила их на столе и наполнила две до краев, а третью – до половины, которую сразу опрокинула себе в рот. Я остолбенел. Никогда еще я не видел, чтобы тетя Клеменс по-мужски пила виски. Она аккуратно подержала пустую стопку, глядя на нас, потом со стуком поставила ее на стол и вышла.
– Что