Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.. Р. Ю. Почекаев
действовали и беки в своих владениях. Взять в наложницы дочь любого жителя подвластного им региона было обычной практикой. В.Н. Гартевельд подробно описал случай, когда кулябский бек потребовал себе в гарем дочь одного дехканина (зажиточного земледельца). Не желая отдавать дочь в наложницы, родители отправили ее к родственникам, а сами наутро стали плакать, что их дочь утонула. Бек, узнав об этом, обвинил семью в том, что они нарочно утопили дочь, чтобы не отдать ему, приказал выпороть все семейство и наложил на него штраф в 3 тыс. тилля, которого семья, конечно, выплатить не смогла и потому была взята в кабалу и выведена на рынок. Дочь, узнав о происшедшем, вернулась, бросилась к беку и стала умолять его помиловать родных, но он ей отказал. Тогда она, и в самом деле, утопилась. А когда эмиру пожаловались на действия бека, монарх ему сделал выговор «за шалости» [Гартевельд, 1914, с. 116–120] (см. также: [Юсупов, 1963, с. 47–48]).
§ 7. Правовой статус национальных и религиозных меньшинств
Особое внимание российские дипломаты и исследователи уделяли положению национальных и конфессиональных меньшинств, поскольку рассчитывали на их прорусскую ориентацию и поддержку реформ в Бухаре.
Узбеки, в силу традиции считавшиеся потомками завоевателей Средней Азии, номинально продолжали являться привилегированной частью населения, хотя уже к середине XIX в. фактически уступили ведущую роль в политике персам, в торговле – таджикам[62] и отчасти евреям [Глуховской, 1869, с. 67; Клемм, 1888, с. 4–5; Матвеев, 1883, с. 33; Покотило, 1889, с. 486; Стремоухов, 1875, с. 678]. Но если мусульмане, как местные (таджики), так и выходцы из других стран (арабы и даже бывшие рабы-персы) – могли добиться значительных успехов в государственной и деловой жизни, то в отношении немусульман существовали весьма жесткие ограничения.
Самым главным из них было взимание предусмотренного шариатом налога с «неверных» – джизьи. Уже путешественники конца XVIII – начала XIX в. упоминают о том, что бухарские евреи («джугуты») должны были платить 35–40 таньга в год с дома, а каждый еврей с источником дохода – еще и по 2 таньга в месяц [Бекчурин, 1916, с. 304; Мейендорф, 1975, с. 96] (см. также: [Бурнашев, Безносиков, 1818, с. 66]). В дальнейшем эта практика была распространена на индийцев, исповедовавших индуизм, армян, китайцев и др.
Другое ограничение касалось одежды: иноверцам запрещалось носить тюрбаны, яркие бухарские халаты и пояса, а предписывалось носить одежду темных тонов, подпоясываться веревкой и т. д. Как отмечает А. Бернс, эти меры «предостерегают правоверных от осквернения их обычного приветствия обращением его к идолопоклоннику» [Бернс, 1848, с. 390–392] (см. также: [Mohan Lal, 1846, р. 128–129; Крестовский, 1887, с. 271–274; Стремоухов, 1875, с. 678–679]).
Наконец, третье ограничение касалось рода занятий. Если евреи могли заниматься торговлей, производством, и мусульмане охотно заключали с ними сделки, то индусы могли стать только «саррафами» – менялами и ростовщиками, поскольку эта деятельность не приветствовалась мусульманским правом [Виткевич, 1983, с. 98–99; Демезон, 1983, с. 83; Крестовский, 1887, с. 315][63].
По наблюдению А.А. Семенова, эмир по-разному подходил к назначению беков в регионы: если область была спокойной и лояльной ему, то туда можно было отправить наместником «добродушного и недалекого» узбека, а если регион был неспокойным, и для управления им нужны были такт и политическое чутье, туда отправлялся беком «ловкий и хитрый таджик» или даже перс, пусть он являлся и бывшим рабом [Семенной, 1902, с. 973].
По наблюдению С.И. Мазова, ростовщичеством в Бухаре занимались и индийцы-мусульмане [Мазов, 1884, с. 46].