Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.. Р. Ю. Почекаев
никогда не был, а сведения о ней изложил по рассказам своих информаторов во время пребывания в Персии в начале XIX в. [Кюгельген, 2004, с. 333].
13
Не считая любительских переводов отдельных фрагментов, выложенных в сети Интернет.
14
Формально Бухарское ханство на рубеже XVIII–XIX вв. стало именоваться эмиратом, поскольку его правителями в этот период стали уже не ханы – потомки Чингис-хана, а эмиры из узбекской династии Мангытов. Однако вплоть до 1920 г. это государство, в том числе и в официальной российской документации, называлось и эмиратом, и ханством.
15
Поскольку пребывание Бухары и Хивы под российским протекторатом (1868/1873–1917) оказало определенное влияние на политико-правовое развитие среднеазиатских ханств, анализ записок путешественников этого периода будет произведен в отдельной главе.
16
Родоначальником династии был Яр-Мухаммад-султан (ум. 1599), предки которого происходили из династии правителей Астраханского ханства, откуда, собственно, и название бухарской ханской династии.
17
Любопытно отметить, что заметки «стороннего наблюдателя» Ф. Беневени о ханской власти в Бухаре первой четверти XVIII в. во многом совпадают со сведениями Абдуррахмана Даулата Тали – придворного самого хана Абу-л-Файза [Тали, 1959].
18
При этом нельзя не отметить разнобой в титулатуре бухарских правителей XIX – начала XX в., который присутствует как в неофициальных источниках (тех же записках путешественников), так и в официальной дипломатической документации: Мангыты именуются то эмирами, то ханами. Вполне возможно, это было связано с тем, что эмиры, стараясь обосновать свои права на трон, нередко роднились с родом Чингизидов, становясь, таким образом, его представителями – пусть даже и по женской линии.
19
Весьма причудливо сочетались, например, у эмира Хайдара ревностная приверженность к исламу с потреблением вина и любовными излишествами [Eversman, 1823, S. 80].
20
Опираясь на данные Е.К. Мейендорфа, российский востоковед О.И. Сенковский писал, что уже отец эмира Хайдара Шах-Мурад (при котором последние ханы Чингизиды еще сохраняли номинально власть) присвоил себе титул «масум-гази», т. е. «любимец бога и защитник веры» [Senkowski, 1824] (см. также: [Кюгельген, 2004, с. 276]).
Впрочем, даже претендуя на статус главы всех мусульман в Центральной Азии, бухарские эмиры признавали номинальное верховенство османского султана как халифа всех мусульман [Бернс, 1850, с. 494].
21
В Бухаре ходили слухи, что эмир Насрулла, отец Музаффара, очень не любивший своего единственного сына, хотел сделать своим наследником именно сына своей дочери Сейид-Ахад-хана, что, вероятно, и обусловило его преследование со стороны нового эмира и бегство в Россию [Стремоухов, 1875, с. 687]. Впоследствии российские власти рассматривали беглого царевича в качестве возможной кандидатуры на трон марионеточного Самаркандского ханства, планы по созданию которого имели место в конце 1860-х годов.
22
В