Беллетрист-криминалист. Роман о писателе Александре Шкляревском. Константин Мальцев
я никогда не был одарен, – и мне не пристало сидеть на шее у родителей. Я это прекрасно понимал, да и отец мой постоянно намекал мне:
– Какие-никакие знания ты все ж таки получил, – говорил он, – и нужно бы их применять по назначению. Можешь пойти служить писарем хотя бы. Тут тебе и деньги кой-какие, и без дела сидеть не будешь. А то уткнулся в книжки – и как будто ничего для тебя не существует!
– Да уж лучше бы не существовало! – огрызался я.
– Лучше бы или не лучше, а это от тебя не зависит. Действительность непреложна, и надо к ней применяться.
– Это в писарской-то должности? – усмехался я.
– А хотя бы и в писарской!
Все уши отец мне прожужжал этой писарской должностью. Только чтобы он отвязался от меня наконец, я и на самом деле пошел на нее. Устроился писарем в полиции. Было мне тогда шестнадцать лет. С тех пор и началась моя взрослая жизнь, еще больше неприкаянная, нежели детство.
А что же мой обидчик, тот, что потом, много лет спустя, заставил меня дожидаться у себя в прихожей, будто я лакей? Какое он образование получил?
О! Он учился в более престижном заведении, о чем я уже упоминал, – в Главном инженерном училище, знаменитом Инженерном замке. Столица, одно из лучших учебных заведений Российской империи! И курс он в нем закончил полностью! Ему ли жаловаться? Но наш великий нытик и здесь нашел причины быть недовольным.
Во-первых, у него не получилось при определении в учебное заведение устроиться на казенный кошт, как он того хотел; но с какой стати он на это рассчитывал – я ума не приложу. Я вот имел на это моральное право вследствие нужды, а он? Ведь я уже упоминал, что семья его не бедствовала, по крайней мере в сравнении с моей! Так что нашлись у них средства и на то, чтобы оплатить обучение своему сыночку. Выложили деньги как миленькие, и он не занимал чужое место на дармовом содержании.
Потом ему условия не сгодились. Слишком много, видите ли, приходилось учиться – с раннего утра до позднего вечера. Кроме основных дисциплин были уроки этикета, танцев, фехтования – в общем, все то, в чем подобает изощряться благородному дворянину. Мне бы все эти умения вкупе со знатным происхождением! Как бы я блистал в обществе!
Больше всего из учебных предметов он невзлюбил черчение, к коему не имел способностей и посему был в числе худших учеников. Так это мне странно и удивительно: в отсутствие способностей и, говоря шире, призвания к черчению какой вообще был смысл поступать в Инженерное училище, где именно оно, черчение, главенствовало среди всех других отраслей знаний.
Ну, и конечно, эти вечные его жалобы на безденежье – уже с малого возраста они вошли в его привычку, стали его второй натурой. Не хватало денег на чай, на отправку писем родным. Эх, его бы в мою шкуру, чтобы он понял, что такое настоящая нищета, когда не то что чай, а хлеба кусок купить не на что! А я знавал такие горькие минуты,