Вероника Спидвелл. Опасное предприятие. Деанна Рэйборн
гондола, а крытая галерея у входной двери вся была увешана китайскими фонариками.
Стокер восторженно осматривал здание.
– Забудь, что я говорил, – пробормотал он. – Здесь чувствуется рука гения. Теперь меня и силком не оттащишь от этого расследования.
Я улыбнулась, и мы вошли внутрь; вечер был уже в разгаре, чему мы совсем не удивились. У дверей не было привратника: видимо, сэр Фредерик не любил церемоний и был рад всем гостям. Но я совершенно не ожидала застать в доме такое настроение. Хоть там и были заметны некоторые траурные элементы, в целом все же царил карнавальный дух. Все внутренние двери были распахнуты, и люди переходили из комнаты в комнату, тихо беседуя и, что было совсем уж неожиданно, приглушенно смеясь. В центре здания располагался большой холл, украшенный восточными изразцами, посреди которого журчал фонтан, а над головами парил золоченый купол. Во все стороны от холла тянулись галереи к разным частям здания, каждая из которых была выполнена в своем цвете: здесь – красный, как в Помпеях, там – генуэзский зеленый. Зал для приемов отдавал дань Востоку – множеством сцен из «Тысячи и одной ночи» под арабским небом: купол был расписан лазурью и серебристыми созвездиями. В центре фонтана, может быть, слегка неуместно, была помещена статуя девушки, которая, приложив руки рупором ко рту и повернув голову, смотрела через плечо назад. На бронзовой табличке у ее ног было написано просто «Эхо»; я была поражена этой нимфой, тем, как переданы ее чувства, – настоящий шедевр.
Будучи не менее желанными гостями, чем все остальные, мы бродили по залу и заглядывали в разнообразные мастерские и студии, тянувшиеся в задней части Хэвлок-хауса; большие, от пола до потолка, окна были распахнуты в сад, откуда в дом лились аромат поздних роз и неожиданно дурманящий тяжелый запах туберозы. Огромные букеты лилий в вазахстояли у каждой двери, как ароматные стражники, а в главной столовой был накрыт стол с холодными мясными закусками и огромным выбором алкогольных напитков на любой вкус, и мы со Стокером налили себе по бокалу неожиданно изящного красного вина, продолжая рассматривать толпу.
Нокакая это была толпа! Я все не могла понять, что это за мероприятие: траурное или развлекательное. Жонглер соперничал за внимание с группой музыкантов, игравших невероятно трагичные похоронные мелодии, а акробатка складывалась совершенно причудливым образом совсем рядом с профессиональной плакальщицей, с головы до ног одетой в самый густой и непроницаемый траур, с вуалью на лице. Я замерла в восхищении, любуясь гибкостью акробатки, когда затылком ощутила, что ко мне кто-то приближается.
К нам подошла женщина, облаченная в дорогой траурный наряд. Ее лицо не было красивым, слишком уж неправильными были ее черты. Нос чуть длинноват, глаза сильно расставлены на молочно-бледном лице. Но руки красивые, с длинными и тонкими пальцами, как у скрипача. Темно-каштановые волосы, кое-где подернутые сединой, заплетены в косу и сложены на затылке в тяжелый