Погоня за ветром. Олег Яковлев
ливонских рыцарей, рассказывали о своих сожжённых и разорённых домах, об угнанной скотине, об убитых или пленённых родичах. Выслушав их сетования, Шварн спешно собирал рать и бросался в лес, прокладывая себе пути сквозь густые заросли и болотистые низины, которые, по сути, были невидимыми бродами, известными немногим проводникам. Мосты через свои маленькие, узкие речки литвины прокладывали из камня прямо под водой, так что незнающие люди проезжали мимо, не замечая их. Когда же близко к Кернову подходили немецкие отряды, лесные лазутчики – кольгринды зажигали сигнальные огни, и тогда исчезали, пропадали и без того едва приметные дороги и вехи.
Шварн, одержав над рыцарями несколько побед в коротких стычках, воспарил соколом, ходил гордый и важный. Поведение сына сильно раздражало Юрату. Ещё более возмущала её сноха: Альдона откровенно радовалась тому, что оказалась в родном отцовском замке.
Молодая княгиня любила подолгу бывать на забороле. Поднявшись на самый верх круглой деревянной башни, откуда открывался дивный вид на рощи и леса, она подставляла лицо влажному ветру и с наслаждением вдыхала близкие душе запахи родной земли.
Она уже знала, что тяжела, что носит под сердцем ребёнка, но ни мужу, ни свекрови пока не говорила ничего. Только лучшей подружке Айгусте тихонько шепнула она на ушко эту новость. Первое время Альдона хмурилась, не ведая, радоваться ей или нет. Она не могла понять, от кого же забеременела. Неужели от того переветника, Варлаама, который строил козни против её брата?! Эта мысль повергала молодую княгиню в ужас. Долгие часы она молилась, простаивая на коленях перед иконой Спасителя, обливалась слезами, молила Господа о прощении за свой грех.
Нет, она не держала на Варлаама великого зла, он казался ей не столь уж и виноватым, но иметь от него сына или дочь она ни за что не хотела. Она упрямо старалась убедить сама себя, что зачала от мужа, что её будущий ребёнок – Шварнов. Но уверенности и спокойствия в душе у молодой княгини не прибавлялось.
Раздумчиво расхаживая по переходам княжеского замка, Альдона вспоминала прошлое, покойного отца, Миндовга, и мать, княгиню Марфу, которая едва не в открытую жила с одним немецким рыцарем, Сильвестром. Отец знал, но терпел, до поры до времени не обращая внимания на поведение супруги. Он даже принял латинскую веру, а потом, решив, что его час пробил, выгнал из Кернова католических попов, напал на немцев и искрошил их войско на озере Дурбе. Сильвестр тогда успел унести ноги в Ригу, а мать внезапно умерла. Незадолго перед этими событиями Альдону выдали замуж, потом в Литве был заговор, отца убили, и тогда Войшелг вышел из стен монастыря и начал свою месть.
Альдона помнила, как единожды случайно увидела свою мать в объятиях Сильвестра, как свет свечи в обширном покое, украшенном шпалерами, выхватил из темноты белую, бесстыдно обнажённую грудь матери, как раздавался в вечерней тишине её сладостный весёлый смех, как грубые большие руки наглого развратника Сильвестра ласкали упругое тело княгини. Тогда Альдона возненавидела мать, и даже к гробу её не