Погоня за ветром. Олег Яковлев
свои дома и бежали в горы, сбиваясь там в разбойничьи шайки и чиня пакости на дорогах. Лев, скрипя зубами, терпел. Во всех бедах своих, в том числе и в бесчинстве татар, винил он одного человека – Войшелга.
Когда Тихон и Варлаам вернулись из Литвы, то молодого Мирослава в Перемышле они не застали. На вопросы отроков, куда подевался сын тысяцкого, одни пожимали плечами, другие бросали уклончиво:
– Князь куда-то послал.
Третьи строили догадки:
– Верно, в вотчины свои отъехал.
Мирослав примчался в Перемышль внезапно, на следующее утро после возвращения Варлаама из Владимира. Весь в пыли, в забрызганном грязью дорожном вотоле из валяного сукна, он, ни с кем не перемолвившись ни словом, поспешил к князю. О чём они говорили вдвоём, запершись в покое в башне замка, Варлаам не знал, но почему-то нежданное появление сына тысяцкого его взволновало. Чуяло сердце молодца – грядёт большая беда.
Спустя несколько дней Мирослав вновь исчез, так же внезапно. И опять приходилось ломать голову, что же творится, какое несчастье стучится в двери. А что именно несчастье и беда, в этом Варлаам почти не сомневался. Спрашивать Льва он не решился – князь словно не замечал их с Тихоном после того, как приехали они из Литвы с пустыми руками. Как обычно, Лев был нелюдим и хмур, Варлаам видел, что перемышльские, галицкие и холмские бояре его если и не боялись, то уж опасались точно. Дружбу со Львом никто из них не водил, да и самому Льву, кажется, ничья дружба не была нужна.
Размышляя об Альдоне, о Льве, о своей службе, Варлаам долгие часы, когда не надо было ехать с каким-нибудь поручением или нести охрану на стене, проводил в своей каморе. Ночью он не один раз наблюдал на восходной стороне неба большую хвостатую звезду. Зрелище было величественное и страшное. Казалось, несёт эта звезда Земле те самые беды и горести, о которых он смутно догадывался.
Вскоре приехал Тихон. Сразу с дороги он поспешил к товарищу с новостями.
– Был у Матрёны, Варлаам, – объявил он. – Шлёт те привет Матрёнушка, желает всех благ, здравия, удач. Всё вспоминает, как вы с нею на княж двор хаживали.
– Что же, спаси её Бог. Ну, а у тебя с ней как? Движется дело?
– Да какое там дело, право слово?! – Тихон огорчённо вздохнул. – Всё, как и ране. Вот гляжу: люб я ей, люб! Но ведь… Сам разумеешь, да и сказывал я те не раз – на что я ей такой, бессребреник. Она баба сурьёзная. Подол ей не задерёшь, яко девке посадской.
– Так ты предложи ей, раз она тебе люба: выходи, мол, за меня замуж.
– Да ты что, смеёшься надо мной, право слово, Варлаам?! – вскричал, сокрушённо махая руками, Тихон. – Рази могу я?! Да она на смех меня подымет! Баил ведь уже!
– Не узнаю я тебя, друг. С другими жёнками всегда ты смел был, а тут… – Варлаам пожал плечами.
– Запала мне Матрёна сия в сердце, Варлаам, чего ещё скажешь. – Тихон снова вздохнул. – Потерять её боюсь. Вот возьмёт она да и выскочит замуж за какого купчину, аль даже и за боярина. Она такая, она может. И тогда что? Другую такую жёнку где я сыщу? Вот ране думал: просто с ими, с бабами. Одна тамо, вторая. Ну,