Христианство. Католичество. Реформация. архиепископ Йозеф Барон
«идейную точку» всей Реформации, включая ее конкретные исторические формы и вариации в Швейцарии, Англии, в скандинавских странах, в Прибалтике и т. д. Только что сказанное нами не означает, что и до Лютера не было бы глубоко осознавших свою веру личностей.
Третий мотив вытекает из предыдущего: не только обряды, но и юридические, иерархические установления Церкви, относящиеся к «внешней» форме веры, у Реформации как бы оставались на заднем плане[71]. Поскольку вера должна была стать неким прямым общением человека с самой личностью Бога через Христа, посредничество Церкви как структуры считалось относительным. Во всяком случае, это ярко выражается у Лютера.
Наконец, четвертый момент. Реформация, – прямо или косвенно, – ставила вопрос и о самой личности человека, а тем самым – и вопрос о свободе его совести. Именно здесь выражалась суть протестантизма – как непосредственно свободного свидетельства о вере каждой личности. Безусловно, такое свидетельство имело определенную связь и с другими идейными течениями XV–XVI веков на Западе, в том числе с гуманизмом[72], свойственным эпохи Возрождения.
Акцент Лютера на Библию как на единственный источник вероучения, упрощение церковных обрядов и порядков оставались связаны с пониманием веры отдельной личностью перед Богом. Каждый при этом в той или другой степени имел право толковать свои отношения с Господом при помощи Писания. Из-за объективности нельзя обойти и следующий факт: верно, что такое «свободное толкование», как показывают дальнейшие события, в самой Реформации выражалось не чем иным, как появлением новых, иногда друг другу противоположных течений [73].
К завершению данной главы о мотивах Реформации весьма интересно привести две мысли из книги немецкого католического историка Йозефа Лортца (1887–1975). К причинам рождения Реформации он относит слова кардинала Ньюмана, бывшего протестанта, но перешедшего в католичество, о т. и. «философской причине»:
«совершенно исключено, чтобы столь большая часть христианского населения ради ничтожных вещей отказалась от общности с Римом и в течение 300 лет[74] продолжала настаивать на своем протесте… Все заблуждения основаны на той или иной истине и из нее черпают жизнь. И протестантизм, получивший столь широкое распространение и существующий столь долгое время, должен иметь в себе некую великую истину или многие истины и быть свидетелем этих истин»[75].
В итоге сам Лортц мотивацию Реформации, что для протестанта со стороны католического автора может показаться весьма неожиданным, связывает и с Промыслом Божьим. Он признает:
«Христианское понятие Бога включает в себя идею всепричинности и понятие Отца. И если вера в провидение учит нас допускать, что ни одна птица не падет на землю без воли Отца нашего Небесного[76], то мы тем более должны помнить об этой воле, когда ищем объяснение деянию, которое раскалывает единую
71
Об этом Лютер ясно пишет в одном из первых своих больших реформаторских посланий 1520 года. Он, ссылаясь на апостола Павла, четко отличает свободу веры
72
Гуманизм оказал сильное влияние на Цвингли и др. швейцарских реформаторов. Цвингли обучался в университетах Вены (1498–1502) и Базеля (1502–1506). Особое значение имели и личные контакты с Эразмом в 1516 г., а также чтение Нового Завета, изданного на греческом языке Эразмом в Базеле в том же году. Проф. Мак-Грат приводит основные итоги влияния гуманизма на богословское мышление Цвингли в следующих пунктах: «7.
Влияние гуманизма на швейцарскую Реформацию является решающим». Это и делает ее отличие от Реформации в Германии, к которой мы сейчас обращаемся, все более очевидным. «В то время, как Цвингли полагал, что нужно реформировать церковную нравственность, Лютер считал, что именно богословие нуждалось в реформах. Таким образом, реформационное богословие Лютера помещается в академический контекст (Виттенбергский университет) и направляется на академическую цель […] Кроме того, спор Лютера со схоластическим богословием касался доктрины оправдания, которая не находит отражения в швейцарской Реформации.
Равным образом, интерес Лютера к доктрине как таковой не находит отражения ни в гуманизме, ни в ранней швейцарской Реформации. Как было указано выше, гуманизм рассматривал Реформацию как касающуюся жизни и нравов Церкви, а не ее доктрины. Действительно, многие гуманисты, похоже, рассматривали интерес к доктрине как признак одержимости схоластическим богословием. В случае Лютера, однако, мы видим намерение исследовать учение Церкви с целью приведения его в соответствие с Писанием. Правда, поздняя швейцарская реформация – особенно под руководством Буллингера и Кальвина – проявит гораздо больший интерес к вопросам доктрины. Однако, на этой ранней стадии, под руководством Цвингли доктрина игнорировалась». Верно, позже Буллингер и, в особенности Кальвин, будучи великим систематиком, в своих «наставлениях» вопросы доктрины как вероучения всегда подчеркивает. Проф. Мак-Грат добавляет: «таким образом, не существует […] свидетельств интереса Лютера к гуманизму как таковому: он лишь пользовался его плодами для своих конкретных целей. Внешнее сходство двух программ скрывает существенные различия. Лютер и его коллеги использовали лишь текстуальные и филологические достижения гуманизма, оставаясь враждебными к гуманистическим идеалам» как таковым. –
73
Так, в пределах самой немецкой Реформации еще при жизни, особенно после смерти Лютера, возникали многие богословские споры. Среди них отметим лишь самые известные. Во-первых, т. и. «антиномистический спор», отрицающий необходимость проповеди покаяния в связи с десятью заповедями (Агрикола). В свою очередь, «адиафористический спор» (Флаций)
выразился в вопросе о сохранении или упразднении вешних церковных атрибутов, включая таинства, иконы, посты и т. д. Были и другие споры: о самом понимании оправдания (Озиандер), о значении добрых дел для спасения (с участием ученика Меланхтона Георга Майора – т. и. «майористский спор»). Имели место дебаты о понимании Причастия, а также о синергизме (о сотрудничестве человека с Благодатью).
К тому же швейцарская Реформация отличалась от немецкой не только по некоторым важным вопросам вероучения, но и в понимании отношений Церкви с государством. Она при проведении реформ (по сравнению с учением Лютера «о двух царствах») в государстве и во всех его институтах видела самого тесного союзника, некую неотъемлемую «часть» самой Церкви. По словам шведского церковного историка
74
Эти слова Ньюман писал во второй половине XIX века.
75
Цит по:
76
Мф 10:296.