Ангелы над Израилем. Повесть. Александр Валерьевич Фуфлыгин
специальными палками отгоняют непослушных детей прочь от пляжей.
– Непослушным детям даже билеты на поезд не продадут, а пешком до моря – далеко.
– Грустно, что поедем одни, – продолжал папа, опять зевая и словно не замечая приближения апофеоза настоящего детского горя. – С детьми было бы веселей, но что делать? Не нарушать же правила.
– Ничего, – поддакнула мама, тоже абсолютно спокойная, – мы потерпим.
– Оставим им еды на месяц.
– Полный холодильник.
– Мороженого.
– Чипсов.
– Поживут одни.
– А мы будем каждый день, купаясь в море, плакать и скучать по ним.
– Помучаемся немного, что делать.
– Ради детей, все-таки.
Рев и плач – размеров катастрофических, покрыли последние родительские слова. Что сделалось с детьми: веселье – бурно схлынуло с их лиц, пальцы обрели судорожную цепкость и неотрывную неотцепляемую крепость, слезы пошли уже потоками, и даже – градом.
– Что такое? – спрашивала озабоченная мама, опускаясь на колени, словно давая себя на растерзание: кинулась к ней на грудь Настя, стеная и ревя, выдавая что-то невразумительное, не понятное даже ей самой.
– Что случилось? – тем же тоном спрашивал папа, хватая на руки обуянную горестью Ксюшу: мокролицую, мокрогубую, мокроволосую даже; все от слез было мокро на Ксюше, даже одежда, даже носки, – так много вылилось из нее горьких ручьев.
– Мы послушные! – кричали дети взахлеб, перебивая друг друга, расстаравшись в доказывании – как им казалось самим – очевидного. – Нас пустят купаться в море!
– Ах, вон оно что, – удивлялись приятно родители, снимая с себя детей и ставя их перед собой. Они были теперь сущими ангелами, и во взглядах их – сквозило ангельское, и ангельские были голоски, и недоставало только крыльев и нимбов. Странным образом на зареванных лицах выделились глаза, став, лучше сказать – глазищами, и в глазищах этих стояла – целенаправленная мольба, устоять которой не смог бы ни один родитель в мире.
– Если они послушные, – сказал папа, наконец, – тогда можно их взять с собой.
– Если они, конечно же, послушные, – согласилась мама.
Послушание выражается всячески: кивками, ужимками, – радость уже плохо скрывается, дети чувствуют, как опали недавно нагроможденные стены, отделяющие их от купания в море, как растаяли родители, хотя и не собирались так быстро сдаваться. Осознание всего этого, и за ним: новый вихрь веселья, но веселья иного свойства, без примеси бесцельного бешенства, веселье целенаправленное, оправданное в родительских глазах, вызывающее улыбку, приятное веселье, которое – из-за свойств его – теперь легко было остановить одним движением ладони.
Папа отпущен в отпуск
Мама сказала: папу отпустили в отпуск. Вот новая закавыка: вдруг представилось Ксюше – лохматый пес поводком удерживаемый возле своей собачьей