Никудали. Сборник рассказов. Дмитрий Александрович Москвичев
собрать под одной крышей совершенно разные театры со всего мира: от конголезского «Рокадо Зулу» и малийского «Полезного театра» до советского «площадного» и нью-йоркского «Бродвея». Помимо самих театральных трупп, режиссеров-постановщиков, драматургов, критиков и продюсеров были так же приглашены артисты перформанса и художники, среди которых оказались Отто Мюль, Марина Абрамович и Улай, Рейнхард Зобель и Лилиан Чотти, Инга Боровкова и Курт Йенсен. Последние только вышли из австрийской тюрьмы после шестимесячного заключения за довольно провокационную по тем временам акцию «Libi und Karnickel», в которой специально подготовленному к постановке ягненку была отсечена нога и тут же съедена на глазах у изумленных зрителей под хриплое блеянье истекающего кровью (акция была направлена против убийства и эксплуатации животных и, стоит отметить, имела успех: многие из зрителей испытали такой шок, что навсегда перестали употреблять в пищу мясо). На фестиваль не смогли приехать (но уже по очевидным политическим причинам) Любимов и Леонид Филатов. Райнер Вернер Фассбиндер, собиравшийся не только представить свой новый спектакль, но и снять документальный фильм о жизни фестиваля, ко времени проведения находился уже в терминальной стадии депрессии (как стало известно несколько позднее) и так же не смог принять участие. Отсутствие именитых гостей, однако, не превратило фестиваль в рядовое событие.
Первый же спектакль, представленный на театральной площадке фестиваля, – «Номер ноль» Ягнека Потоцки – обернулся скандалом и арестом более двух сотен зрителей. Самого же режиссера-постановщика и актеров, задействованных в постановке, объявили в розыск.
Перед началом спектакля, на входе в зрительный зал, посетителям были розданы программки, в которых, вместо обычного списка фамилий и краткого описания постановки, был напечатан теперь уже известный всем «Манифест нулевого театра». Сам по себе манифест довольно объёмен. Вот лишь основные его тезисы:
– пространство театра есть пространство маятника;
– если театр стремится к наиболее полному выражению жизни, то следует отвергнуть всякую игру, но начать жить на сцене. Нулевой театр – театр, где нет лицедеев, но есть люди и есть их жизнь, всякий может быть актером нулевого театра, всякий является им по определению;
– нулевой театр не имеет ограничений: когда человек танцует, он танцует, когда трахается – трахается, когда дерется – дерется; нулевой театр есть жизнь, в нем все по-настоящему;
– сцена нулевого театра – весь мир.
Сейчас подобные заявления воспринимаются как очевидное, но сорок лет назад они были сочтены настоящим экстремизмом, что, впрочем, только насторожило зрителя, но не более. Ягнек Потоцки уже в те годы был достаточно известным в театральном мире режиссером-экспериментатором, побывавшем вместе со своей «Упоённой Далилой» во всех уголках старой Европы. Зритель его знал, знал о его творческой