Виткевич. Бунтарь. Солдат империи. Артем Рудницкий
тюремном замке, поступила информация о якобы готовившемся заговоре поляков. Задумали, мол, мятеж – с убийством военных и полицейских чинов и захватом города. Указывалась даже точная дата «возмущения» – в ночь с 27 на 28 октября. Организаторами назвали Зана, Виткевича и Ивашкевича. Над ними нависла огромная опасность – после восстания 1830–1831 года «польские заговоры» раскрывали по всей Сибири и власти не церемонились с бунтовщиками, реальными или мнимыми.
Перовский был вынужден отдать приказ об аресте «зачинщиков» и еще нескольких офицеров и унтер-офицеров польского происхождения. В канцелярии III Отделения завели следственное дело: «О показании арестанта Андрея Старикова и рассказе арестанта Майера о задержанных в Оренбурге поляках Фомазоне, Сюзине и Виткевиче»[156]. Под «Фомазоном» имелся в виду Томаш Зан, под Сюзиным – Сузин, а фамилию Виткевича писарь ухитрился написать без ошибок.
Как видно из названия дела, доносчиками выступили Стариков и Майер (Мейер). Первый – уфимский мещанин, находившийся по какому-то делу в оренбургской тюрьме, второй – ссыльный (по имени Людвиг), поплатившийся за свое участие в ноябрьском восстании. Они поведали городскому коменданту, генерал-майору Роману Григорьевичу Глазенапу, о намерениях заговорщиков расправиться с Перовским, всеми командирами воинских частей, комендантом, полицмейстером и любыми представителями властей, которые попытались бы оказать сопротивление. Цель ставилась простая – захватить власть в городе и во всем крае. Утверждалось, будто мятежники привлекли на свою сторону не только поляков (по всей Оренбургской линии их было разбросано около 1500), но и некоторое количество русских солдат и офицеров. Им-де внушалось, что они выступают за то, чтобы Николая I сменил на троне Великий князь Константин Павлович, слывший в народе чуть ли не либералом. В общем, подразумевалось своеобразное повторение декабрьских событий 1825 года, когда восставшие требовали воцарения того же Константина.
Хотя Великий князь умер в июне 1831 года, злоумышленники, как уверяли Стариков и Майер, пустили слух, что он на самом деле жив, скрывается во Франции и готовится с французским войском и войском прусского короля вторгнуться в Россию и поддержать восстание. Кодовым сигналом к нему должно было послужить слово «Бухара».
Вслед за Стариковым и Майером подал голос еще один доносчик, рядовой Бонифаций Кривицкий, тоже осужденный за участие в ноябрьском восстании. 30 октября он дал показания непосредственно против Виткевича: о том, что тот готовился к побегу в Степь и одновременно подговаривал польских солдат повернуть оружие против своих командиров. Одно противоречило другому, но доносчика это, видимо, не волновало…
Итак, дело принимало скверный оборот. Уже не два доноса, а целых три! Утаить происходящее не представлялось возможным, и Перовский обо всем доложил военному министру Александру Ивановичу Чернышеву. Со своей стороны, находившийся в Тобольске жандармский полковник Маслов, курировавший Оренбургский край, отрапортовал Бенкендорфу.
Были произведены аресты. Виткевича и его друзей поместили в одиночные камеры,
ГА РФ. Ф. 109.1 эксп., 1833, оп. 8, д. 379.