.
где-то на уровне шеи, вызывая в моем юношеском теле совсем не детскую реакцию. Я улыбался – понимал, что теперь мы вместе, и это самое правильное, что когда-либо со мной происходило.
Я устала с этим бороться. Устала бояться, что он заметит, как я ищу его глазами. Что поймет, как я скучала по нему летом и как разочарована тем, что теперь сижу на уроках не с ним.
Когда в тот майский день он ушел, я поняла, что сделала глупость. Он мог бы не приносить воду – я запросто вымыла бы пол своими слезами. Хуже всего было приходить в это кабинет на уроки. Я ничего не могла с собой поделать, и даже после летних каникул до мелочей помнила всё, что тогда произошло. Я сама его оттолкнула, Ключевский это подтвердит, но сделанного не вернешь. И потом, вероятность того, что это действительно розыгрыш, была – слишком часто его манера общения заводила меня в тупиковую ситуацию.
Но как же хотелось ему верить! Верить, что на самом деле он не способен на подлость. И даже эта подстава с Гусевым эту веру не сломила. Я просто позволила себе обнять его в ответ – я устала, да и мечтала об этом уже слишком давно!
Он проводил меня до дома, и всю дорогу мы держались за руки, разговаривали, смеялись. Ощущать свою ладонь в его руке было неожиданно приятно, но это полная ерунда по сравнению с тем, что я почувствовала, когда на прощание он поцеловал меня. Я не знаю, целовался ли он когда-нибудь до этого – я точно нет – но было ощущение, что он знает, что делает.
Я боялась, что вкус слюней в чужом рту может вызвать у меня отвращение. Но Максим уже тогда не был чужим, и когда его губы скользнули по моим губам, а потом замерли и отстранились, мне почему-то показалось, что меня обманули: хотелось большего. Я отчаянно пискнула, при этом совершенно не волнуясь о том, что он мог принять это за распущенность.
– Аня, не волнуйся, мы все успеем, – он прошептал мне это на ухо, а мне захотелось, чтобы он расстегнул куртку и пустил меня погреться ближе к телу, так как мурашки, пробежавшие по моей спине, наводили на мысль, что я замерзла.
Это было волшебно. Мы встречались два-три раза в неделю. Гуляли по городу, ходили в кино, причем ряд выбирали всегда один и тот же – последний. С Максимом никогда не было скучно: я могла задать ему самый тупой или, наоборот, сложный вопрос, и у него всегда на всё был ответ. Водолеи – что с них взять.
А когда ему надоедала моя болтовня, он всегда знал, как закрыть мне рот. Его поцелуи давно уже отличались от того, первого. Теперь они напоминали сцены в американских фильмах: глубокие, тягучие поцелуи с языком. Мы могли целоваться, наверное, часами, хотя в холодное время года это неразумно.
Самое главное – в классе о нашей связи не знали. Не была посвящена ни одна живая душа. Родители догадывались, конечно, но больше никто. Мы решили «не смешивать учебу и личную жизнь», да и впускать в свой маленький мир кого бы то ни было, не хотели. Да, иногда мы договаривались встретиться прямо в школе, в каморке под лестницей, но вели себя, как заправские шпионы: осторожно и осмотрительно.
К сожалению,