НАИРИ. Виктор Улин
Канарских островов.
– А в «Оранже» море теплое, прекрасный персонал и вообще очень хорошо, даром что всего лишь Турция, даже не Тунис.
– Вы замечательная женщина, – сказал я искренне. – Умеете жить, а не только пугать зиму футболкой с надписью «Бали».
– Да уж, умею…
Мы замолчали.
Мне вдруг смертельно захотелось спать: выполняя наставление жены, я не пил кофе перед отлетом, теперь всей тяжестью на меня навалился недополученный сон.
Скорее всего, соседка испытывала сходные ощущения: мы оба были людьми из плоти и крови, обоих утомили отлетные хлопоты, после необременительной беседы было бы замечательно упасть в объятия Морфея, взлетевшего к нам на высокий эшелон.
Но я, кажется, опять прослушал объявление, извещающее пассажиров о том, что они могут удобно устроиться и спать до обеда.
Приподнявшись, я понял, что ничего не прослушал: над выходом из салона все еще горело напоминание о ремнях.
Видимо, времени прошло меньше, чем казалось.
Самолет тряхнуло, он заскрипел сильнее прежнего, и я вдруг ощутил, что мне некомфортно.
В воздухе никогда не могло быть так же приятно, как на земле, но все-таки сейчас что-то было не то.
Видимо, почувствовав то же самое, соседка встрепенулась, прижала руки к вискам.
– И где эта прыщавая Раушания?
– Разве она прыщавая? – глупо переспросил я, словно факт имел значение.
– А вы не заметили? На щеках тонна тонального крема, но разве скроешь?
– Бедная девочка, – я криво усмехнулся. – С ее грудью еще и прыщи.
– Именно что бедная. Прыщи у нее от недотраха, а откуда будет трах с таким характером?
Я кивнул.
Соседка все больше напоминала мне жену.
Она была настоящей женщиной.
Ведь первым признаком такой являлась постоянная готовность сказать гадость о другой женщине, даже если та не сделала ей ничего плохого.
– Ходит где-то, малиновая сикушка, думает только о трахе и пофигу ей, как пассажиры себя чувствуют!
– А что именно у вас не так? – спросил я.
– Уши колет и вообще…
– А, уши… Так тут Рушания не при чем, у нее самой голова раскалывается.
Женщина непонимающе прищурилась, я пояснил:
– Высота в кабине слишком большая, они ее неправильно установили.
– Где высота?
– «В кабине», есть такой авиационный термин. На высоте дышать тяжело и вообще тяжело.
– Это я знаю, да. А при чем тут кабина?
– В самолете искусственно повышается давление, но не до наземного, а чуть меньше, для экономии. Выражается условно. «Высота в кабине тысяча» означает, что в салоне так же, как на горе высотой в километр. Современная норма, кажется, от двух до трех тысяч, татары ее превысили. Не знаю, почему – может, самолет слишком старый, боятся, что от наддува развалится.
– А вы летчик? Я уже заметила, во всем этом разбираетесь.
– Нет, не летчик. Просто интересуюсь авиацией и кое-что знаю.
Соседка молчала, словно ей было любопытно узнать обо мне что-то еще.
– По