НАИРИ. Виктор Улин
поселков и каких-то деревень, кривой саблей просияла мутная река, россыпью хлама показался наш город. Над северной частью висело плотное облако дыма от нефтехимзаводов – вытягивалось полосой, рассеивалось и ширилось, покрывая окрестности смогом.
Я был несказанно рад отсюда улететь.
Я ненавидел этот город и эту страну, я хотел бы иметь рядом с собой жену, мгновенно оказаться в Турции и никогда не возвращаться в Россию.
Обрывая мысли, самолет встал торчком, делая левый разворот – салон накренился, в иллюминаторы правого борта брызнуло утреннее солнце.
– Солнышко…
Теперь я слышал соседку: двигателям убавили мощность, они уже не грохотали, а лишь низко гудели, как очень большие пылесосы. Это сравнение, тоже стандартное, казалось мне полностью верным.
–…Сто лет его не видела. Этим летом у нас, как в какой-нибудь Перми – то дождь, то ливень.
– Теперь будете видеть целых две недели без перерыва. Или не знаю, на сколько вы летите. Куда, кстати?
Мне было все равно, куда летит соседка; я спросил из вежливости, как полагается людям, оказавшихся на одном пути в разные места.
– В Анталью.
– Мы тут все летим в Анталью, – усмехнулся я. – Топлива не хватит даже до Ла Валетты, не говоря уж о Касабланке или Санта Крусе.
– В Санта Крусе я бывала, там нет ничего хорошего. На Канарах океан холодный.
Сам я всю жизнь мечтал побывать на Канарских островах – не потому, что ожидал найти там нечто невероятное, а из-за романтики названия, которое в ранние постсоветские времена было синонимом слова «рай».
Но, как видимо, у рая на земле не имелось синонимов.
– Касабланка вроде бы в Марокко?
– Вроде бы да.
– А вот в Лавалетте не была. Это где вообще?
– Не помню, если честно. Где-то в Средиземном море, просто название красивое.
– Понятно.
Не дожидаясь разрешения по бортовой трансляции, соседка расстегнула ремень.
Я восхитился независимостью, отличавшей ее от тихого стада, замершего по рядам вокруг нас.
– Ла Валетта – это то, что нужно, – сказал я, посмотрев сначала на ее ноги, потом на грудь. – Вам, я думаю, там самое место. Гляжу на вас и не понимаю, что такая женщина потеряла в Турции.
– Какая – «такая»?
– В футболке от «Версаче» за две тысячи рублей.
– На самом деле это «Кристиан Диор» за три, но неважно. Вы еще забыли сказать, что в колготках за восемь.
– Нет, этого я не скажу. Говорил же: я понимаю толк в вещах. Не смейтесь надо мной.
Самолет перестал подниматься – хотя, по виду из иллюминатора, он еще не достиг десяти тысячи метров.
– Я не смеюсь. Если уж заговорили о вещах… Мои колготки немецкие и в самом деле стоят восемь тысяч.
– А разве такие бывают?
Таинство женского гардероба приоткрыло еще одну дверцу.
– Бывают и за двенадцать. Не дай бог, конечно, но если вашей жене потребуются – уверена, вы ей купите именно такие.
– Просветите, что в ваших особенного?
– Материал.