Князь Игорь. Витязи червлёных щитов. Владимир Малик
ловко соскочил на землю, снял девушку с коня.
– Она ранена, дядька Самуил. Ей знахарь нужен, чтобы кровь заговорил, унял… Всю ночь мы сюда ехали из Глебова. Князь Игорь взял его на щит и всех вырубил…
– Князь Игорь? Всех вырубил? Что ты говоришь?…
– Я потом расскажу, дядька Самуил, а сейчас нужно Любаву спасать! Сам видишь – едва на ногах держится…
– Да-да, – заспешил Самуил и, позвав конюшего, велел присмотреть за конями, а сам, как был полуодетым, без шапки, повёл приехавших со двора. – Пошли к Славуте… Пусть он посмотрит.
Несмотря на раннее время, боярин уже сидел за столом и что-то писал. Самуил ещё с порога известил:
– Вуйко, спаси эту дивчину… Это Любава из Глебова… Я тебе рассказывал, как они с дедом нас приветили и угощали, когда мы с Жданом едва в поле не замёрзли.
– Что с нею приключилось?
– У неё рука поранена, боярин, – сказал Ждан.
– Снимай с неё кожух и посади вот сюда, на лавку, – кивнул Славута и, открыв дверь, крикнул кому-то во внутреннее помещение: – Текла, Хорошко, принесите скорей горячей воды, чистое полотно и мой сундучок с зельем! И потом завтрак нам приготовьте!
Пока Ждан снимал с Любавы кожушок, боярин тоже разделся до рубахи, засучил рукава и легонько коснулся повязки на руке Любавы.
Девушка вскрикнула и закусила губу.
– Ей же больно! – крикнул Ждан и шагнул вперёд, словно хотел отстранить боярина от раненой.
Тот пристальным взглядом его остановил:
– Кем она доводится тебе, отрок?
Ждан покраснел. А Самуил хитро прищурился, как делал это всегда, когда ведал, что сказать, но предпочитал промолчать. Наблюдательный Славута всё приметил и, не дожидаясь ответа, улыбнулся:
– А-а, понятно – твоя ненаглядная… – и, посерьёзнев, добавил: – Знай, Ждан, ей будет больно, рана, видать, глубокая – вон сколько крови вытекло… Нужно потерпеть, – погладил девушку по голове. – Правда же, Любава? Потерпишь?… Ложись, голубушка.
Он положил ей под голову подушку, а сам сел рядом на табуретке. К этому времени немолодая полнолицая женщина, наверное кухарка, внесла кувшин горячей воды, а Хорошко, подросток лет четырнадцати – свёрток полотна и сундучок, наполненный знахарскими принадлежностями и маленькими горшочками с мазями. Поставив всё на пол, они сразу же вышли.
Ждан шепнул Самуилу на ухо, уважительно кивнув на Славуту:
– Он что? И знахарь тоже?
– Всё он умеет, ко всему способный… Куда там до него знахарям! Он у ромейских лекарей учился, а теперь даже их сможет заткнуть за пояс. Князь и княгиня, когда занемогут, только за ним посылают. У него рука лёгкая и глаз добрый, – тоже шёпотом ответил Самуил. – Вот почему я привёл вас сюда. К нему…
Славута осторожно ножницами обрезал пропитанную кровью, заскорузлую повязку, что прикипела к ране, потом водой из кувшина обильно смочил оставшуюся часть её, чтобы размякла. И только потом резким движением оторвал её от тела.
Из