Князь Игорь. Витязи червлёных щитов. Владимир Малик
меня, княже, я тут!..
Удивлённый Владимир поднял голову. На него, перевесясь через внутреннюю ограду надвратной башни, смотрел красными, словно кровавыми глазами тиун Карпило. Несмотря на мороз, на нём лишь одна вымаранная в саже рубаха. Лицо его распухло, набрякло, патлатый чуб его свалялся, словно грязный войлок. Левая щека от уха до бороды в запёкшейся крови.
– Ты? Живой? – тихо спросил князь. – Как же ты уцелел?
Карпило заплакал:
– Вся моя семья, княже, – жена, дети, – сгорели, и их косточки лежат вон в том пепелище… Все мои воины тоже погибли… Я бился вместе с ними, но, как видишь, живой остался… Почему?… Сам не знаю… Так, видно, Игорю захотелось… Когда меня, пораненного, схватили и привели к нему, я подумал что тут мне и конец. Но он, узнав, что я тиун, сказал: «Не убивайте его! Я хочу, чтобы он передал князю Владимиру, что Глебов – это расплата за опустошение и ограбление Северской земли. И так будет каждый раз, пока Владимир не уразумеет, что трогать Игоря – всё одно что играть с огнём… Киньте тиуна в погреб, а утром, когда выступим домой, выпустите его!» Меня и вправду не забыли поутру выпустить, и вот я брожу по Глебову как неприкаянный… Лучше бы сразу погибнуть!
– Сам виноват! Не охранил крепость! Впустил Игоря в город!
– Винен и я, конечно… Но больше вины на тебе, княже. Ибо не я, а ты повернул переяславскую рать из похода, ибо не я, а ты разорил северские сёла и города!
– Да ты понимаешь, что своему князю говоришь?! – вскипел Владимир. – Спускайся вниз немедля! Тут я тебе скажу!..
– Не спущусь!
– Как ты смеешь такое…
– Не хочу! С меня хватит и тех мук, какие я ныне принял.
– Возьмите его! – приказал Владимир дружинникам.
Те кинулись выполнять княжье повеление.
– Ха-ха-ха! Поздно, княже! – прохрипел тиун со своей обожжённой огнём, почерневшей башни. – Поздно! Всё имущество моё сгорело, вся семья погибла, зачем мне теперь этот постылый свет?
С этими словами Карпило бросился головой вниз, под ноги Владимира. Умер сразу, даже не шевельнулся.
И князь, и дружинники, потрясённые этой неожиданной, страшной смертью, долго молчали.
– Безумец! – произнёс наконец Владимир и поехал прочь из опустевшего города.
4
Пять дней мчался Ждан до Новгорода-Северского, останавливаясь лишь для того, чтобы покормить коней. За пазухой – письмо от Святослава, а в душе – страх перед встречей с Игорем. Что скажет князь? Как расценит его бегство из-под Глебова? Как воспримет его роль посланца Святослава?
Выезжал из Киева неохотно: расхворалась и лежала в жару Любава. Прощаясь, прошептала пересохшими губами:
– Ты вернёшься, Жданко? Возвращайся, я же осталась одна-одинёшенька на всём белом свете… Теперь никого у меня нет…
На её глазах выступили слёзы. У Ждана от жалости перехватило дыхание.
– Я пойду к князю и отпрошусь… Пускай другой поедет…
Но Славута слышал их разговор и строго предупредил:
– Куда?