Мальчик и море. Непридуманные истории. Сергей Терещук
он меня иногда называл за мою полноту. Да и не только он. Во дворе тоже. Почему люди считают, что если боцман, то обязательно толстый? Я и худых видел…
– Кстати, а наш мастер Пончик починил пончифончик. Может, ему тоже вина, а то что он как маленький? Алла, ты же не против? – продолжал веселиться хозяин.
Мама погладила меня по голове:
– Рано нам ещё…
Вдруг снизу на всю катушку грянула песня про солнце «Бони Эм». Они как с цепи сорвались. Орали так, что в окнах задребезжали стекла. Дети вздрогнули. По поверхности жидкостей в стаканах пробежала рябь. Тофик опустил бокал.
– Че это?
– Я посмотрю! – брат-хиппи пошел утихомиривать взбесившихся музыкантов.
Хозяин вертел бокал вина за ножку, играя рубиновыми зайчиками.
– А меня отец с десяти лет вином угощал. И ничего! Нормально! Ну, все? У всех долма в тарелках? Можно поднять бокалы, жена?
Острие холодной улябки вонзилось в Татьяну. После тоста пришла очередь долмы. Это такие маленькие голубцы из рубленой сочной баранины, завернутой в молодые виноградные листья. И баранина должна быть именно рубленой! Большим ножом! А не бездушно перемолотая в мясорубке и превращенная в безжизненный фарш. Сказочное сочетание слегка терпкой кислинки бархотной листвы с немного соленым и в меру перченым сладким мясом молодого барашка. И обязательно полить соусом из кислого мацони с перетертым с солью молодым чесноком, выдержанным в холодильнике. Кислое, терпкое, мясное, соленое, острое и сладкое одновременно. Вот такое сочетание вкусовых красок создаёт всеми обожаемую картину кулинарного импрессионизма под названием «Долма».
Музыка внизу оборвалась так же резко, как и включилась. На полуфразе. «The dark days are gone, and…» Чик и все! «Темные дни прошли, и …. “ Не успели досказать артисты зарубежной эстрады чего же там произошло дальше. Вернулся Джангир.
– Сам собой включился магнитофон. Коротит, наверно, чего-то. Я его из розетки вытащил.
Осушив до дна бокал вина, Тофик взял вилку, открыл крышку казана, пронзил маленькое зелёное тельце горячей долмы, макнул ее, истекающую соком, в белый холодный соус мацони с чесноком и отправил догонять двести грамм домашнего вина.
– Люблю вот так вот из общей кастрюли горяченькую заточить… пока они там не остыли, как на тарелке….
Он сделал несколько движений небритыми челюстями, раскусив и пожевав невинную долму… Потом медленно встал из-за стола, подошел к перилам и, выплюнув все это за балкон, обернулся к Тане.
– Ты где баранину брала?
– У Самеда…
– Я же просил тебя не брать у него. Он кормит своих баранов каким-то дерьмом! До Зураба лень было дойти? – голос становился жестче.
– Зураб утром все продал, а у других…
– Так нех… не надо было вообще брать!
Дети смотрели на отца не шелохнувшись. На глазах младшего стали наворачиваться слезы. Джангир встал.
– Так, дети, взяли свои тарелки и пошли на кухню…
– Почему,