Легенда о Мантикоре. Пропащая душа. Илона Ивашкевич
и направился к выходу. Слуги, сновавшие с подносами и корзинами, пропускали сына Трюггера. Хайдгеру же приходилось пробивать проход локтями, уворачиваясь от блюд.
На лестнице они неожиданно столкнулись с Метхильд. Нянька спускалась, напевая весёлую песенку. Щеки её раскраснелись от вина.
– Куда это ты собрался, Лисёнок? – Грозно спросила женщина, перегораживая дорогу.
– По делу,– уклончиво ответил Генри, пытаясь проскользнуть мимо, но лестница, ведущая в женские покои, была узка для двоих, тем более для троих, а необъятная Метхильд просто закрывала её всю.
– В женскую половину? По делу? – Прищурила глаз Метхильд.
– Мать просит Эуру спуститься: гости без неё скучают.
– Так подожди здесь. Я сама за ней схожу.
– Э.. Метхильд, у нас деликатное дело. Господин Хайдгер был бестактен сегодня и хочет принести извинения.
– Пусть приносит, – пожала пухлыми плечами женщина. – Я сейчас её позову.
– Видишь ли, Метхильд. Тут шумно, народ ходит, а извинения подобного рода благородные господа приносят в тишине. Всё-таки он сын брата короля, ну ты меня понимаешь.
– На женской половине дома?! – Всплеснула руками женщина.
– Я, как брат, буду рядом.
– А если она не причесана или, не приведи боги, не одета? Сраму-то будет! О чем ты только думал?! Я иду с вами!
– Не стоит, Метхильд. Мы сами справимся.
– Я иду с вами! – Угрожающе повторила женщина.
– Хорошо, хорошо, – сдался Генри.
Метхильд единственный человек в Снерхольме, перечить которому боялся даже Генри.
– Вот и ладушки, – уже миролюбиво проворковала Метхильд, разворачиваясь.
Комната Эуры находилась прямо у лестницы, в начале длинного коридора огибавшего этаж длинной змеёй. Остановившись перед дверью воспитанницы, Метхильд тихонько постучала. Тишина. С лестницы доносились едва различимые звуки застолья.
– Поздно вы. Спит Эура.
– Тихо что-то,– проговорил Генри, припав ухом к замочной скважине.
– Она что, храпеть должна, как сонный тролль? – Усмехнулась Метхильд. – Или стонать как медведица? Спит она, как мышка, как и положено благородной госпоже.
При упоминании о медведице уши Генри стали пунцовыми. Бирной или «медвежонком» звали девушку, с которой Эура застала их накануне в конюшне. Конечно, Эура поклялась ничего не рассказывать ни отцу, ни родителям его невесты, но слухи ползли по поместью.
Мимолётное чувство неловкости, однако, не помешало Генри заглянуть в замочную скважину. Луна освещала комнату желтоватым тусклым светом: одежда валялась на стуле, и перина была чуть приподнята.
– Эура, дочка, ты спишь? – Громко спросила няня, но фигура на кровати даже не шевельнулась.
– Может, действительно спит? – Задумчиво протянул Генри. – Она сегодня с братьями на охоту ездила. Может, устала?
– С братьями? – Усмехнулся Хайдгер. – Ты же тоже, вроде бы, брат?
– Не господское это дело по лесам шататься. В Снерхольме дел хватает.
– Не