Деточка. Потерянный рай. Елена Грэг
отпихивают прозрачными, по новой моде, ногтями большие девочки, проплыл рассеянный тренер. По-прежнему ‒ только кучкуется растрепанная мелюзга: неказистые, коренастые, но компанейские, шустрые: я называю их «международными знатоками дружбы». Вовремя запустить огненные язычки невиданного музыкального центра, поднести изящную бутылочку воды, подтянуть шлейку модного топика – «лапочка», «милашка» обеспечено. Шушукаются перед стертыми о паркет туфлями, стоптанными, небережеными, ‒ новые лишь таинственно промелькнули на генеральной пробежке, горделиво дожидаются в гнездышке. Хихикают на взгляд исподлобья, какой-то не мой – тоненькой скуластой девочки, аккуратно зализанной, отстраненной, точно замкнутой в углу зеркала. И возмужавший, с надтреснутым голосом, бывший чертенок хихикает…
Как в тумане – грозовые раскаты чемпионата: прошибли голову волнением, сковали ноги шаркостью. Не спала всю ночь, ворочалась на скрипучих ребрах, неблагодарно терзала и сестру, и маму. Под утро привиделось: коряжистым рывком уронила нить музыки, не услышала такт. Не могла собраться, прийти в себя, растрясти косточки на разминке. Ледяной глыбой нескончаемый паркет – на таком не проскочишь, грохнешься. Разноцветной рябью флаги разных стран – таких не запомнишь в учебнике. Иностранная скороговорка расслабленных судей – им не поклониться, боязно подмигивать. А вокруг – водоворот взвихренных воланов, набриолиненных шпилей, абрикосовых автозагаров, инкрустированных каблуков – мало ли чего еще!.. Тускнеет, теряется нежно-розовое – таких много, сползает, тухнет улыбка ‒ безукоризненно гибкие, технически подкованные, бойкие ‒ беззастенчиво подмигивают…
‒ Включи мозги, командирша, из-за тебя запорем! ‒ забыл безобидные шутки чертенок. ‒ Очнись, ну пожалуйста! ‒ непривычно робко, беспомощно стиснул руку, умоляюще заглядывает в глаза, никогда не думала, что он умеет плакать.
И никогда больше не увижу: после не оправданного доверия принято обоснованное решение – разбить пару. Заслуженно увели чертенка, отдали мускулистой шее. Грустно извинялась его мама, почему-то вспомнились сочные яблочные пирожки и теплые гетры в подарок. Не препятствовал и тренер, занято унесся, упорхнув бабочкой.
‒ Нечего было ворон ловить! ‒ буравят неумолимые искорки. Теперь я тефтеля, не имеет смысла продолжать танцы, тратить нервы и деньги, на носу долгожданный переезд.
Совсем не запомнился, остался в тумане… Лишь восторженные россказни сестры о детской – всамделишной, нашей, кухне – без тараканов и соседей, ванной – отдельной, о туалете… Стоп. Представляю, как она резвым козленком бегает по огромному коридору, умиляет натруженные руки родителей: костьми легли – забыли о коммунальном бедламе, лед тронулся, времена другие. Мне же впервые за очень долгое время нечего делать возле подслеповатого окна. Как-то протяжно нудятся трамваи, машут длинными усиками на прощанье. Наблюдать за ними часами забавней, чем собираться в дурацкий лагерь.
Пыльные лысые дорожки, противно