Фатум. Том второй. Кровь на шпорах. Андрей Воронов-Оренбургский
ее положения действовал подобно грубым ударам острых шпор. Теперь она должна будет бороться за свою свободу как никогда… и особенно с доном де Аргуэлло. Хитрость, ложь… Тут пойдет всё, особенно чертовская ловкость, на какую только способна отчаявшаяся женщина. «Он всё равно найдет нас! – снова выстрелило в голове.– Значит… значит… я должна обмануть его, провести, убить… или он убьет нас». Ее храбрость вдруг вся ушла в самую глубь души и разбудила страх. Уверенности она более не испытывала и не чувствовала себя равной в предстоящей схватке с Луисом. Беспомощная, растерянная, Тереза уткнулась лицом в лежащее рядом пончо.
– Эй, да ты никак плачешь? – дон приобнял ее.
– А вы думали – смеюсь? – Тереза подняла к нему полные слез глаза.
– Стоит ли, перестань.
– Я не… не могу иначе… я должна, мне надо немножко поплакать. Я вспомнила свой дом, отца, мать, подруг… Я плакала не о себе. Ведь я их больше не увижу, сеньор… А они там будут очень несчастны… Меня любили…
– Погоди, погоди! Что значит: не увидят? – майор усмехнулся. Задумчивый взгляд его скользил вдоль ее стройной, гибкой фигуры, затем, точно обжегшись, вновь уходил в сторону, в темноту ночи.– Ты только выслушай, дорогая, не перебивай. Я проехал тысячи лиг. Пожалуй, это смешно, не должно было этого быть… Но, – дон замолчал, а она, замерев на ложе, ждала, что же он скажет.– Я влюбился с головой, именно здесь, в тебя. В сеньориту, от которой всю жизнь бежал во снах. Кто знает, быть может, такой пасьянс раскладывается раз в жизни… И то, если чертовски повезет. Клянусь всеми святыми! Ты —чудо.
– Вы всем так красиво поете? – глухо сказала она, не поворачивая головы.
Он промолчал, а затем задумчиво обронил:
– Зачем ты так? Разве ты не царишь в моем сердце?
– Я хочу царить не только ночью, но и днем.
– Пойми, дорогая, светский этикет правит мной, а не я…
Тереза молчала, по смуглым щекам снова катились слезы. «О, Господи-Боже, зачем?.. Зачем… я затеяла это всё?..»
– Что с тобой? Опять плачешь? – Диего резко приподнялся на локте, забыв о ране, но, заскрипев зубами, тотчас откинулся на спину. Девушка склонилась над ним, лицо ее смягчилось. Обида ее исчезла, уступив место жалости, настолько переполнившей сердце, что, всё позабыв, она ласково прошептала:
– Бедняжка! – взяла его руку и осторожно поправила повязку на плече.– Теперь ты ненавидишь его так же, как я, правда?
Тереза с сочувствием смотрела на изувеченное ухо майора, его перевязанную руку и всё больше хмурилась. «Что же мне делать, – лихорадочно думала она, – остаться или вернуться?» Но, как истая женщина, Тереза решила одно, а поступила иначе.
– Да… пожалуй. Когда у меня будет больше времени, я отыщу Луиса и с удовольствием скажу ему об этом.
– Нет! – в глазах мексиканки читалась смертельная тревога.– Он бешеный. Он дьявольски бешеный! Эти синяки, – она кивнула на руки, – его работа.– Поколебалась и добавила: –