Жизнь волшебника. Александр Гордеев
это надо как-то пережить, – тупо повторяет он, – не сломаться. Главное, у тебя есть то,
чего никто кроме тебя самого не пропьёт. Это твой талант. Сосредоточься сейчас на этом. Тебе
ведь прославиться – раз плюнуть!
– Вы с Элинкой будто сговорились, – грустно усмехается Серёга. – Она мне то же самое
талдычит… А что в этой славе хорошего? Знаешь, что для меня главное? Знаешь, а?
Его вопрос, конечно, риторический, но Серёга тем не менее пытливо смотрит в глаза. Пауза
выходит слишком затянутой, и лишь сейчас становится понятным, что Серёга и пришёл-то уже под
изрядным градусом. А теперь и вовсе пьян.
– Ну откуда я знаю, – говорит Роман.
– Для меня главное – не быть одиноким. Вот так. Может быть, ты болеешь чем-то другим, а я –
этим. А слава, поверь мне, – это путь к одиночеству. Раньше я думал, что чем выше у кого-то
слава, тем больше у него круг знакомых, тем больше он смыкается с ними. Но это не правда.
Слава только разрушает дружбу и искренность.
– Как же может она разрушать? – спрашивает Роман, хотя об этом можно догадаться и самому.
– Во всяком случае, она ничего не даёт, – говорит Серёга. – Ну вот, например, занял я в
прошлом году первое место на конкурсе баянистов. Мою фамилию напечатали в газете. Я её
прочитал. Ну и что? Ответь: ну и что? Конечно, мне это интересно, потому что я знаю, что за
фамилией – я. А другим? Ведь другие-то фамилии, которые там есть, мне до лампочки. Так же, как
и моя фамилия – для других. Ну, было бы там вместо «Макарова» напечатано «Морозов»,
«Баранов» или «Козлопупов», и что изменилось бы для других? Им-то что: не один, так другой. Вот
тебе разве не всё равно, какие в газетах фамилии и фотографии? Или какая, например, фамилия у
какого-нибудь премьер-министра Англии? Ты же его всё равно не знаешь. Ведь реального-то
человека для тебя за этой фамилией нет. Ну, прославься ты до такой степени, что вклеят тебя в
энциклопедию, и что тогда? Вот читаем мы слово «Пушкин» и понимаем, что за этим словом
судьба, стихи и всё такое. А где человек? Слово «Пушкин» для нас лишь символ, бирка… Так чего
же, спрашивается, рваться в эту историю? Чего там делать? Ведь история – это уже мертвечина.
Лишь жизнь есть жизнь, и в ней все соки. Вот как это вино.
Красиво он говорит. И про вино красиво, только уж, конечно, не про этот «Агдам». Наверное, у
всех прославившихся людей вино другое, и в этом тоже смысл славы. Впрочем, это уже другая
тема.
– Но как же в слове «Пушкин» нет человека? – возражает Роман, даже довольный, что они ушли
на какую-то нейтральную тему. – А разве через стихи, музыку, книги не передаются чувства,
переживания человека и, значит, в какой-то степени и он сам?
– Чушь! Классическое заблуждение! Каждый переживает лишь своё. Сами чувства не
передаются, а возбуждаются в нас на основе нашего же опыта. Чувств без собственного опыта нет.
И если ты чего-то сам не испытал,