Ролан Барт. Биография. Тифен Самойо
нем страх смерти, который может успокоить только способность творить.
Но усталость, необходимость много лежать, неясные искания мешают писать. 6 ноября 1934 года он рассказывает Реберолю о муках, которые вызывает у него эта жизнь:
Пессимизм возникает только из-за того, что у меня часто нет сил творить. Меня переполняют замыслы, но ни один из них не может родиться: я принимаю все с намерением и необходимостью глубоко прочувствовать; но из меня ничего не выходит. Если хочешь, у меня идеальная художественная восприимчивость, я ее чувствую; но способность к выражению, если бы я имел безрассудство ему предаться, – посредственная, мелкая, смешная. Ты не можешь себе представить всех романов, драм, эссе, поэм, симфоний, благородных чувств, приключений, которые я воображаю ежедневно, ежечасно, повсюду. Это все наброски «гениальные» в своем разнообразии, но они остаются всего лишь скромными заготовками, бесплодными и туманными знаками, видом прекрасной земли, которая всегда отдаляется. […] Мое пристрастие к чувственному, а значит, к реальному, значит, к присутствующему, следовательно, неуловимому – все это мешает мне познать радости творчества.
И все же он начинает новый роман, «Веселый остров», героиня которого – некая Жюдит де Вер. Это реалистический роман, в который Барт снова включает многое от себя самого, и в то же время защита язычества, иллюстрация идей Ницше, чтение которого потрясло его: «Это cлишком верно: у меня от этого перехватывает дыхание, мне больно». Роман состоит из трех частей: «Жюльен», «Кристин», «Жюдит». В декабре 1934 года общий план и синопсис (последовательность сцен) закончены. В повествовании сталкиваются языческие и христианские ценности, но не дается окончательного ответа, какие из них «Истинные блага», как тогда еще назывался роман. Синопсис показывает, что Барт все еще увлечен религией, даже если утверждает, что больше не верит. Он все еще находит красоту в протестантизме, несмотря на свое отступничество (слово, которое он предпочитает «отрицанию»), что подтверждается увлечением Андре Жидом. Он относит к себе цитату из «Дневника святого» Дюамеля: «Мы другие, – сказал д’Аргу, – другие протестанты, у нас с Богом бывают только ссоры, но не разрывы. Уклонения, освобождения, но не ренегатство, не вероотступничество. Я хочу сказать, что наш Бог так человечен, что даже когда мы лишаем его универсальных функций, мы оставляем внутри себя для него почетное и уважаемое место».
В изгнании он часто вынужден жить чужим опытом. Он мечтает о далеких странствиях, в частности потому, что сыт по горло французским конформизмом и предчувствует, что жизнь за границей подарит ему свободу; он мечтает о больших средиземноморских путешествиях, следит за приготовлениями своего друга Филиппа к поездке в Грецию в апреле 1935 года. Он советует ему меньше доверять глазам, «самому обманчивому из органов чувств», чем коже, которая позволяет «приобщиться к дионисийским радостям мира». Он также советует ему взять с собой «Путешествие на Восток»