Фатум. Том шестой. Форт Росс. Андрей Воронов-Оренбургский
флагштоке будет играть с ветром чужой флаг?
* * *
– Ну что ты всё ластишься ко мне, горе луковое? Нет у меня ничего. Вон, у амбара пожируй мышами, Кучум. А ну, иди, иди, погляди! Где там мыши? Где они? Где? Поди, котов всех наших поели, а? Ату их, ату!
Однако пес только жалобно взлаивал, беспокойно прискакивал на передние лапы и выжидательно смотрел на хозяина, точно говоря: «Ты уж не считай, что я такой дурый. Часом, не щенок».
– Вот то-то, что не щенок, – хозяин ласково оттолкнул от себя пса. – Я тоже не в юнцах хожу, осечки в этом вопросе допустить не имею права, а к утреннему смотру должон ответ людям дать, иначе какой же я командир. Эх, мне бы твои печали, брат Кучум, да твою прыть. Я, голубчик, в пору младости тоже был весел, шутил, случалось проказничал… Как же-с, помню, было времечко… А нынче нет. Понимаешь, тут дело такое, тонкое, политическое. Уничтожить врага – ремесло, заставить его застрелиться, а более вовсе не взять оружие, – это искусство. Вот для тебя я хозяин, для других командир, ну… вроде как круторогий баран с колокольцем, что идет впереди стада… Овцы уверены, что он знает, куды он ведет их. А баран, братец ты мой, всего лишь желает быть впереди: не пыльно, значить, и добрый выбор травы. Так опять же бараном мне быть нельзя, ушастый: не чужие, так свои волки сожрут… За ними не станется. В сей жизни только дураки и мертвецы всегда думают едино. Ну что, артельное брюхо, складно брешет твой хозяин? Верно, машешь хвостом, от души говорю. Достойно похвалы, а? Хотя и без шибкого пота слова с языка слетают. Эх, сунуться б невидимкой к испанцу в стан! Ну-с, хоть бы одним глазком глянуть. Ведь не ответили толком они нашим послам ни да, ни нет. Дым без огня… Не люблю я тайн, не люблю. Ладно, что же, пойдем домой… Будет день – будет пища.
Часть 2 Цель оправдывает средства
Глава 1
Власть и богатство – это своего рода опухоль, команданте, которая, разрастаясь, убивает чувства своей жертвы, – капрал Вентуро, стараясь лишний раз не встречаться с Сальваресом глазами, надвинул на густые брови лакированную шляпу.
– Ну, а что же тогда, по-вашему, бедность, amigo? – де Аргуэлло натянул посеребрённый повод, придерживая своего черного, как смоль, жеребца.
– Пожалуй, это страх, дон, страх бедности… Увы, в этом мире он свойствен всем, кто рожден не в соломе, кто носит на портупее шпагу и служит его величеству королю…
– Вы говорите так обреченно, мой друг, точно страх бедности – это самое тяжелое нравственное заболевание, которым страдает наше грешное человечество, не так ли?
– Может быть и так, команданте, мне трудно судить, я солдат.
– Да, наш мир, капрал, напоминает мне публичный дом, где за поцелуй платят тысячу реалов, а за душу – пять сенсов. Ныне быть добродетельным тяжело. «Будь им, и ты будешь счастлив», – так, помнится, говорят нам святые отцы. Но я хочу их поправить, Вентуро. Возможно, ты и будешь счастлив, но будешь и одинок. Мир не любит белых ворон, он заклевывает