Фатум. Том шестой. Форт Росс. Андрей Воронов-Оренбургский
ныне так не думают, разве что старики… Теперь и самому преуспеть мало. Надо, чтобы захлебнулись неудачей другие. Вот что такое нынче успех. А церковь? Разве осталось у неё прежнее почтение, сеньор? «Церковь и молитва – ваше спасение и щит», – вещает проповедь, а что говорит народ? Церковь и священники имеют такое же отношение к Богу, как придорожные вывески ближайшей таверны к жареному цыпленку и острому соусу дендэ или шиншима77. Жажду и чувство голода они вызывают, но утолить их не могут. Что тут скажешь, дон… О времена, о нравы! – воскликнул волонтер, глядя на Сальвареса, закрывавшего рукой лицо от последних умирающих лучей солнца.
– Так говорит безбожная грязь, капрал, – де Аргуэлло снова замер, по-волчьи хватая слухом тишину скалистых кряжей. – Негодяи и подлецы, которые по недомыслию выдумали, что видят мир не таким, каков он есть Но я хочу в ближайшее время всему этому положить конец. И можешь довериться… не я один. Всех их ждет верная смерть, я знаю это.
– А как же дети? Среди скрывающихся в горах жагунсо78 и сертанежо79 их так много…
– Что делать, amigo! А la guerre comme а la guerre80, как говорят французы.
– Кто-кто? – мексиканец настороженно сверкнул цыганскими глазами, подтягивая сползшие голенища сапог. Недоумевающая улыбка белела, как шрам, на прокопченном солнцем лице.
– Это тебе ни к чему, капрал, – офицер дружески ткнул его локтем в наметившийся живот. – Что же касается их выродков, то в этом возрасте смерть встречают легко, amigo. Помни одно: цель оправдывает средства.
Глава 2
Дымный сумрак наступившей ночи затопил лощину. Располневшая луна плыла по аспидному склону в сиянии серебряной россыпи звезд.
Путники, набросив одеяла на плечи, более не чесали языки, курили сигары, временами поглядывая окрест, присматривая за лошадьми.
Всматриваясь в синие очертания скал, наливавшиеся ознобной темнотой, Вентуро треклятил день, когда добровольцем записался в ополчение маэстро де кампо. Деньги, правда, дон Сальварес платил исправно, но проку от них было мало. Дорога в седле съедала и без того краткое время утех, которые, как Божья милость, выпадали на сол-датскую долю. «Уж лучше бы я прозябал в Пескадеро… через год-другой выбился в коррехидоры… завел семью и, может быть, счастье поселилось бы в моем доме…» – капрал прикрыл уставшие глаза, отдаваясь воспоминаниям.
Захолустье, в котором он жил, мало чем отличалось от подобных ему миссий. В Пескадеро правили все те же неписаные католические законы святых отцов-основателей. За преступления и проступки обращенных в христианство индейцев обычно выставляли к «позорному столбу» или проводили «публичное порицание», иногда в тесных стенах самой iglesia, где приговоренного, одетого в особую, грубую покаянную одежду, всячески поносили. Нарушителей покоя секли розгами и воловьими кнутами до двадцати пяти ударов, если осужденного
Шиншим – жаркое из кукурузы, гуся или утки с тертым луком и чесноком; в него добавляются масло дендэ, сушеные креветки, размолотый миндаль либо зернышки тыквы или арбуза. (Прим. автора).
Жагунсо – наемник, бандит (мекс.).
Сертанежо – житель сертана (пограничья), глухих, неосвоенных областей. (Прим. автора).
А la guerre comme а la guerre – на войне как на войне (фр.).