Тарлан (сборник). Тагай Мурад
я коня и приобрел! Ах-ха!
Сказитель исполняет дастан. Если запнулся – умолкает и, исправившись, поет дальше.
Поэт пишет стихи. Если что-то ему не нравится – вычеркивает и переписывает.
Художник рисует картину. Не удается ему бровь на портрете или, например, лошадиная тропа – и он перерисовывает заново и бровь, и тропу.
А вот наездник коня исправить не может!
Четвероногое животное, вроде коня, какой характер смолоду обретет, с таким и останется. К чему привыкнет, на том и стоять будет. Что бы ни увидело, что бы ни узнало, чему бы ни научилось – все в него впитается и в мозгах засядет.
И если потом наездник попробует перевоспитать коня, то впустую потратит время. Коня исправить невозможно!
Каким будет конь, зависит от способностей наездника. Потому-то я и воспитывал моего сивого коня день и ночь.
Братья, как, по-вашему, должен выглядеть сивый конь? Он – как отбеленная бязь! А если у него предки породистые, то в девять лет он станет похож на канюка-курганника. На шкуре его появляются темные пятна, похожие на родинки. С этих пор он уже не сивый, а конь-тарлан, канюк-курганник. Канюк-курганник – самый лучший конь! Из ста гнедых только один конь бывает хорошим! Из ста коней масти канюка-курганника только один окажется негодным!
Братья, если не разбираетесь в лошадях, выбирайте только из породы тарланов!
Когда моему сивому исполнилось девять, радость моя выросла в десять раз. Братья мои, теперь мой сивый стал конем-тарланом, а я – хозяином настоящего тар-лана! Мой конь – лучший из коней, такого коня не найдешь! Конь у меня – бесподобный!
На тяжелые работы Тарлана я не ставил. Когда пас овец в холмистой степи, резвился Тарлан под моим седлом.
В один из таких дней примчался шофер председателя колхоза. Председатель послал его за мной. Сказал ему, мол, привези Зиядуллу-плешивого. Передал, что приехал человек с радио, родом из нашего кишлака. Говорит, чтобы представили ему самого лучшего пастуха, чтобы рассказать о нем по радио. Председатель предложил меня. Сперва я не поверил. Взглянул на шофера с сомнением. Вроде правду говорит. Я поручил овец Асаду, который пас свой скот неподалеку, а сам отправился с шофером. Я был на седьмом небе от счастья.
Вот так председатель-ака[2]! Дай Бог вам долгой жизни, сказал я про себя. Выходит, вы захотели, чтобы и мою сверкающую лысиной голову осветило солнце. Потом подумал и добавил: да здравствуют ваши пышные усы!
По пути я заехал домой и надел свой еще совсем неношеный халат из полосатой шелковой ткани. Надел шапку.
И остался собой доволен.
Тарлана привязал возле правления колхоза. Перекинул через плечо домбру и хурджун, в котором был мой обед, и вошел внутрь:
– Здравствуйте, уважаемый корреспондент!
– Ага, входите, брат, входите.
Осторожно ступая по ковру, подошел я к корреспонденту, который сидел, развалившись, на почетном месте. Я сразу узнал в нем нашего земляка Рихсиева.
Я не знал, куда
Ака – дядя, старший брат, а также уважительное обращение к старшему по возрасту.