Тарлан (сборник). Тагай Мурад
знал, как поступить. Пока натягивал поводья, мы очутились у самой кромки. Другие кони от нас не отставали. Тарлан помчался вдоль берега. Тушу я зажал под коленом со стороны реки так, чтобы никто к ней не подлез. Но длиннорукие наездники потянулись к улаку через шею и круп Тарлана. Я не хотел отдавать улак. И Тарлан не хотел его отдавать! И мы мчались вдоль берега. Голоса распорядителя не было слышно. Я опустил поводья и крепко ухватился за тушу, прижал ее к боку коня. Тарлан скакал сам, без понуканий. Но конца руслу реки все не было видно. Нас по пятам преследовали остальные наездники. Тарлан посмотрел вниз на речку, на миг застыл – и, подняв передние ноги, кинулся вниз. Дрожь пробежала по моему телу. Вот-вот глаза выскочат из орбит. Я потянулся к поводьям, но не достал. Почуял, как мы оторвались от земли и я повис в воздухе. В голове молнией пронеслась мысль: вот так и умирает человек. Я крепко зажмурился и выпустил улак. Очнулся от сильного толчка. Сердце мое будто в пятки ушло. Я чуть не лишился чувств. В отчаянии приник к шее Тарлана.
Когда открыл глаза, то увидел, что мы скачем по сухому руслу реки.
Тарлан замедлил ход, а потом остановился. Нагнув голову, он фыркал и тяжело дышал. Я выпрямился, снова закрыл глаза.
Сверху раздался голос распорядителя:
– Туша на месте! Осталась на месте!
Я взглянул наверх. Наездники, выстроившись в ряд на берегу, смотрели на нас. Я наклонился и взял поводья. Направился вдоль речки в поисках тропинки, которая бы вывела наверх.
Сверху кто-то рассуждал:
– Ну надо же! Голова кружится, когда смотришь вниз. У этого Тарлана два сердца! А если одно, то размером с его голову!
Распорядитель предупредил:
– Тарла-а-ан, захвати улак!
Я сделал вид, что не расслышал. Не хотел возвращаться за улаком. Стал подниматься по пологой тропинке. Дойдя до места, где оставил снаряжение, я расседлал Тарлана. Осмотрел его всего. Погладил его ноги. Ушибов не было. Дал ему поваляться на земле, чтобы остыл. Расчесал коня с ног до головы. Надел узду, привязал его к колышку. Все, больше в сегодняшнюю свару Тарлана я не пущу. Он вышел победителем.
Тут и моя обидчивая натура заговорила: если на то пошло, в его победе есть и моя заслуга.
Хотите, я вам скажу кое-что, братья? Я люблю ссоры из-за обид. Провалиться мне на этом месте! Если, начиная от новолуния и до тридцатого числа, не обижусь на что-нибудь – такое чувство, что не прожил в этом месяце и одного дня. Тоска берет. Хожу, озираясь вокруг, будто чего потерял. Придираюсь к мелочам. Пустяк принимаю близко к сердцу, будто это смертельная обида. Чувствую себя униженным. Впадая в уныние, поминаю покойного отца. Ведь люди знают, что я сирота, и обижают меня нарочно. Но разве виноват я, что вырос сиротой? А потом, в душе просыпается обида из-за моей головы. «Были бы на моей голове волосы – не унижали бы меня так!» – с горечью думаю я.
В такие минуты товарищи по стремени начинают меня уговаривать. Придерживая коня за уздечку, они увещевают: хоть раз умерьте свой гнев, наездник Зиядулла. Такие минуты переживания