Куда уходит детство. Николай Шмагин
разногласий, они подбежали к зданию с вывеской: «Дом пионеров».
Васька скрылся за дверью, торопясь в свой кружок, а Ванька побежал дальше. Ему тоже опаздывать ни к чему. Не любил он этого, так дед научил.
Вот и его здание с вывеской: «ДОСААФ».
В просторной комнате уже начались занятия: бравый моряк-отставник, которого Ванька встречал не раз в обществе тёти Лиды, объяснял ребятам устройство глубоководного водолазного костюма, скафандра, показывая, как надевается он на водолаза, как завинчивается шлем, как подаётся воздух.
Рядом с ним стоял Юрка и внимательно слушал руководителя кружка на правах почти родственника. Увидев Ваньку, Юрка важно подмигнул ему и снова углубился в изучение предмета.
«Лидкин хахаль», – вспомнил Ванька высказывание его бабушки на счёт моряка-отставника, и с любопытством уставился на него, тоже стал слушать и смотреть во все глаза вместе со всеми, представляя, как он в таком водолазном костюме ходит по дну океана, а над ним плавают акулы…
Ванька вбежал домой и, бросив портфель на стул, увидел бабушку, укачивающую брата. Она сердито погрозила ему пальцем, призывая к тишине, и снова стала раскачивать кроватку, напевая что-то.
Ванька сел в прихожей за стол и стал жадно поглощать приготовленную для него еду, он был голодный, как волк. Подошла бабушка и зашептала ему:
– Потише ходи, а то Вовку разбудишь, слон. Я пошла, дома у самой дел полно, дед один там хворый мается. Мать записку для тебя оставила, на столе лежит. За хозяина остаёшься, – она ушла, а Ванька подбежал к столу:
«Сынок, уберись по дому, с братом поиграй, будешь умницей – 50 копеек получишь в награду за труды. Мама», – прочитал он, и рьяно стал заниматься хозяйством; приволок ведро воды, тщательно вымыл пол, покрикивая на проснувшегося братца. И тот не плакал, зачарованно наблюдая за действиями старшего брата, которого он боялся и беспрекословно слушался.
Переделав все дела, он уселся за стол и стал глядеть в окно на улицу, поджидая мать с работы. Братик играл на полу с игрушками, по радио шла какая-то передача, и Ванька прибавил звук, стал слушать радиопостановку:
«Ирина, Ирина, – звал слабохарактерный царь Фёдор, – скорее позови шурина. Борис!..» – Ванька так заслушался, что едва не прозевал мать, шедшую с работы; она торопилась по улице с сумками в руках, и Ванька побежал её встречать, строго цыкнув на братца, чтобы сидел смирно.
– Вижу-вижу, порядок навёл, с Вовиком играешься, – оценила мать старания сына. – Сейчас ужин приготовлю, об уроках, поди, забыл?
– Так завтра воскресенье, мама, какие уроки? – напомнил Ванька, и она согласно замолчала, вышла в коридор и стала накачивать примус, стучать кастрюлями. Ванька показал братику кулак и тот, собравшись, было, заплакать, замолчал, преданно глядя на старшего брата.
За окном сгущалась синь наступающего вечера, по улице мимо их окон прошёл кто-то, и снова стало тихо и безлюдно…
Утро. Ванька включил радио: «Шупашкар колозят…» – заговорили по-чувашски, но он привык к этому ещё