Патриарх Тихон. Пастырь. Владислав Бахревский
бы наших святых отцов Корнилия и Вассиана. От царя Иоанна Грозного невинно претерпели смертную муку. Мощи Вассиана до сей поры не обретены, а рака преподобномученика игумена Корнилия, как вы знаете, в Успенском соборе. Об отце Корнилии в хрониках так и сказано: «В лето 7078 февраля в 20-й день от тленного сия жития земным Царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище». Грозный пришел к нам в Печоры после новгородского погрома. Увидел высокие каменные стены с шестью башнями, каменные храмы, а игумен Корнилий построил и Благовещенскую церковь с трапезной, и храм Николы на вратах, и Большую звонницу… Забыл царь, что монастырь на границе стоит, свои собственные указы позабыл, мощь монастыря показалась ему изменой. Пыхнул да и отсек мечом голову игумену. Тотчас и опамятовался. Поднял тело, принес к Успенскому храму. Сия дорога так и зовется – Кровавый путь. Впрочем, все это предание.
Библиотекарь подвел Василия Ивановича к гробу праведного Лазаря, показал на вериги:
– В них двадцать пять фунтов, а прожил старец девяносто лет. Махонький был старичок, согбенный. Преставился в 1824 году, двадцать седьмого мая, а за два лета до того, двадцать девятого мая, у него был государь Александр Благословенный. Говорят, старец так сказал: «На требование твое от моего убожества наставления – признаю делание правды светилом для царя пред Отцом Небесным. Жизнь царя должна служить примером для подданных. Помни, государь, нам остается недолго жить на земле…» Прозорливый был.
Василий Иванович перекрестился:
– Какая-то сладость в сердце является, когда слушаешь или читаешь о преподобных отцах. С детства эта сладость во мне. Вы без особых подробностей рассказываете, а я так и вижу преподобного отца Марка молящимся у трех камней под тысячелетними дубами, отца Иону, копающего эту гору, чтобы храм устроить, невидимый врагам.
– Вы берегите в себе детство, – сказал Иосиф. – Детство и есть духовное золото.
Василий Иванович согласно, но сокрушенно покачал головою:
– В ваших словах истина! Очистить бы сердце от всего ничтожного, припасть бы к Богу, но знаете, о чем думаю? Совершенно о другом, о патриархе-иконоборце Иоанне Грамматике. Задали мне на днях вопрос семинаристы, а я с ответом оплошал.
– О чем был вопрос?
– О философии иконоборцев, об искренности… Терпимый к своим противникам, патриарх Грамматик мог бы сохранить и сан, и положение, но предпочел свободе, почестям – тюрьму и выколотые глаза. Я не лукавил с учениками, сказал прямо: чтобы не ввести вас в заблуждение, дайте мне время проштудировать проблему более углубленно.
– Иконоборство! – На лице библиотекаря Иосифа снова появилась печальная его улыбка. – Мне всегда казалось – истории не существует. Прошлого нет, есть нескончаемая цепь событий и жизни. Все, что минуло вчера или тысячу лет тому назад, присутствует в нынешнем «сегодня». Для протестантов иконоборчество, страшная борьба в лоне православия, сегодня представляется ничтожным нелепым эпизодом… Но Запад есть Запад. Франкфуртский Собор 795 года признал: иконы